Пожав плечами, женщины ушли. Мы остались наедине. Я смущенно сел в кресло, чувствуя себя очень неловко. Даже в сторону папы боялся бросить взгляд. Но и папа чувствовал себя не лучше. Он опустился в другое кресло, нажатием кнопки сменил строгий костюм на более легкий, с рубашкой с открытым воротом. Потом он схватил оставшийся после Лики бокал с вином и в два нетерпеливых глотка осушил его.
— Если бы я не знал, что ты умер, то решил бы, что это ты, — с трудом прохрипел он. — Но ты умер, значит, передо мной твой призрак. Хорошо, я ждал тебя. Знал, что когда-нибудь ты явишься за мной. Что ж, я готов ответить за все. Забирай меня, но прежде позволь попрощаться с семьей.
Моему удивлению не было предела. Папа дергался в кресле, как ударенный током, весь побагровел и боялся на меня взглянуть. Зато теперь я позволил себе посмотреть на него. И что-то в чертах его лица показалось мне знакомым. Нет, человека этого я вряд ли раньше встречал. Невысокого роста, с порядочным круглым брюшком, пробившейся плешью с седым нимбом коротких волос вокруг. Среди моих знакомых таких типажей не было. Впрочем, двадцать лет прошло. Люди часто меняются за это время до неузнаваемости. Но голос-то я должен был узнать!
— Простите, я не совсем понимаю, — осторожно, прощупывая почву, сказал я. — Наверное, вы принимаете меня за другого человека.
Он поднял на меня жалкий взгляд подавленных глаз и ответил:
— Хотел бы я, чтобы так все и было. Только я никогда не ошибаюсь. У меня фотографическая память. Лица я помню совершенно четко и ясно. Это ты, ошибки быть не может. Другого такого на земле нет.
— Постойте-ка, — воскликнул теперь я и вскочил из кресла.
Я подошел к нему вплотную, посмотрел на него сверху вниз, а он, вздрогнув, просительно протянул руку.
— Профессор!!!
Он испуганно огляделся вокруг, приложил указательный палец к губам и зашикал.
— Ради Бога, тише. Не называй меня так. Меня зовут Валентин.
Пораженный открытием, я не мог сдержать эмоций и топтался перед ним, как медведь на арене цирка.
— Неужели это ты? Нет, так не бывает. Это просто неслыханная удача. А мне никогда не везло. Профессор, это правда ты?
— Я, — со вздохом отозвался тот, грустно понурив голову. — Увы, это я. Хоть убей, не пойму, как ты меня нашел?
— Потом расскажу, — пообещал я, возвращаясь в кресло. — А пока ты расскажи, как жил все эти годы.
Совершенно сникший Профессор немного оживился. Видимо, уже смирился с мыслью, что перед ним сидит призрак.
— Больше всего я боялся именно этого момента, — неохотно признался он, когда я снова наполнил вином опустевшие бокалы. — Ты бы только знал, в каком страхе я жил все эти годы. Плохо спал, плохо ел.
— По тебе этого не скажешь, — усомнился я. — По-моему, когда я тебя встретил, в той жизни, ты ел и спал гораздо хуже, чем сейчас.
Он слабо кивнул головой.
— Было такое, чего скрывать. Но, если честно, сейчас я жалею о той жизни. Там все было проще и понятнее. Живешь ради пропитания. Пропитания нет, и дух твой свободен. Пускаешься в лабиринты мыслей… но речь не о том. Я говорю, что с удовольствием все бы вернул на круги своя.
— Погоди со своими кругами. Лучше расскажи, как дошел до жизни такой. Ведь ты был нищим, оборванцем. А сейчас у тебя жена, красавица-дочь, шикарная квартира, дача, машина. Да и по тебе не скажешь, что ты в чем-то нуждаешься.
Его взгляд снова стал затравленным, как у загнанного зверя.
— Не волнуйся, я поделюсь. Отдам не все, конечно, но на половину можешь рассчитывать.
— Какая еще половина? Что ты мелешь?
Он посмотрел на меня теперь с удивлением.
— Ты хочешь больше? — ужаснулся он. — Но тогда я могу разориться.
— Вот дубина, — в сердцах выругался я. — Ничего я не хочу, никаких половин. И до разорения тебя не доведу. Я прошу одного: расскажи, как ты всего этого добился, и сохранил ли те чертежи, которые я тебе отдал на хранение?