Кристальный пик

— Я никогда не хотел, чтобы ты страдала, — прошептал Селен, и каким-то образом дистанция, разделяющая нас, исчезла. Я поняла: то, что я до сих пор не переваривалась у него в желудке, было вовсе не моей победой, а его снисхождением ко мне. Но час настал. Пальцы Селена легли на мою изувеченную щеку и висок, под которым, в уголке глаза, снова собралась слеза. — Обещаю, все закончится быстро. Ты станешь моим сердцем, и я буду бережно носить тебя в себе. Ну же, драгоценная госпожа, — Селенит наклонился к моим губам. — Накорми меня собой.

Я закрыла глаза и отпустила все на свете — руки, шерстяную нить с мизинца, драконью кровь, закипающую в жилах. Селен поцеловал меня так же нежно и неловко, как до этого...

Но в этот раз я укусила его первой.

Платье на мне затрещало по швам, разорвалось и опало. Тело покрылось светлой, как пшеничные колосья, чешуей. Огонь, в котором сгорали мои внутренности и вся моя людская суть, вырвался наружу. Он вывернул наизнанку ребра, сломав их, и стал ломать челюсти, превращая их в клыкастые пасти. Те зубы, которые вытолкнули изо рта мои собственные, были размером с охотничью стрелу каждый. Я легко вонзилась ими Селену в лицо, обхватив всю щеку от линии губ до брови разом, и погрузила серповидные когти ему под лопатки, насадив на них, как на крюки, чтобы он не мог вырваться.

— Рубин! Что ты делаешь?!

— Это не я принадлежу тебе! — закричала я, раздирая его заживо, как он раздирал меня. — Это ты принадлежишь мне! Ты — моя часть. И я верну тебя себе!

Проклятье, что знало лишь голод, вдруг узнало, что значит и страх. Наконец-то его испытывала не я. Селен испустил вопль сразу десятком голосов, словно не знал, какой из них подействует на меня, и стал толкаться с такой силой, что проломил нами, сцепленными вместе, и мебель, и несколько стен. Но он так и не освободился. Хватка моя больше не была человеческой, а ни один дракон не упустит свою добычу. Челюсти, когти и задние лапы с остроконечным хвостом, обвившимся вокруг петлями, держали Селена намертво. Весь ужас и все отчаяние, от которых я металась во снах по подушке год напролет, обернулись яростью и ненавистью. То, что я делала, было одновременно и возмездием, и естественной природой всех вещей — соединяться и возвращаться к началу.

— Отпусти меня! Все должно быть не так!

Я оторвала от него кусок, проглотила и тут же оторвала следующий; не жуя, не раздумывая. Дробила клыками кости с суставами и наполняла желудок омерзительной безвкусной плотью, выпивая даже кровь, которую Селен набрал из тысяч других людей по всему континенту. Тем самым я будто и впрямь возвращала отнятое: очень скоро сопротивление Селена стало слабым и вялым, и ни одна из ран, которые я нанесла ему, так и не зажила. То, что должно было быть целым, наконец-то целым и становилось, и даже его проклятая природа не желала препятствовать этому.

— Это тебе за Матти! — прорычала я, утратив и человеческий голос, и облик, но зная, что Селен все равно услышит и поймет меня, пускай от его головы и осталась лишь челюсть, а от тела — половина туловища. — Это за Ллеу! — Еще один кусок был вырван и съеден вместе с костями и хрящами. — А это за Кочевника! — И еще один. — За Совиного Принца и всех богов!

— Ты... – Селен улыбнулся остатками того, что некогда было его ртом. – Ты все равно такая красивая, Рубин.

«То, что он с тобою сделать хочет, сделай с ним»

И я сделала. Я не оставила от Селенита ни крошечной его части — все разорвала, раскрошила и съела. Сначала голову, чтобы алые глаза больше никогда не смотрели на меня с тем одержимым и болезненным обожанием, с каким смотрят звери, не люди; затем я перегрызла шею, руки и белоснежную грудь с тонкими ключицами, а после добралась и до всего остального. Крылья остались сложенными, прижимаясь к спине, чтобы не задевать свод пещеры, а хвост сгребал останки и кости вокруг, дабы я ничего не забыла и не упустила. Боясь, что Селен вернется, я вылизала даже пол от его крови, и в конце концов передо мной остались лишь обломки слишком твердых и широких костей, не пролезающих в горло, да лоскуты порванной одежды. То, что всегда было пустотой, в нее же и превратилось.

А спустя время, пока я облизывалась и на всякий случай проверяла щели в полу, драконья чешуя снова растаяла. Ко мне вернулась отринутая человечность и человеческое естество, крошечное голое тело в залежах костей и крови. Оно смотрело на меня из надколотого и опрокинутого трюмо необычайно спокойным взглядом, пропуская сквозь пальцы локоны волос, слипшиеся и грязные, но снова светлые, как липовый мед.

Я села на полу в центре комнаты, подтянула колени к груди и оглянулась по углам, когда те вдруг наполнились звуками далеких дивных голосов. Так звучали осколки исцеленного мира, соединяясь.

На Западе запела пастушья флейта и засмеялась Кроличья Невеста. На Востоке зазвенели монеты из злата и захлопали крылья Совиного Принца. На Юге зарычали хищные звери и поднял свой топор Медвежий Страж.

Все снова вернулось на круги своя — и боги тоже.

— Рубин?