Кристальный пик

— Это сон? — прошептал Солярис. — Иначе почему ты здесь? Я вижу тебя лишь когда сплю или когда прихожу сам... Неужели ты сама пробудила нашу связь? Значит, он правду говорил. Ты тоже без меня не можешь.

Теплая улыбка, адресованная мне, и впрямь принадлежала Солу, но вот улыбался ею вовсе не он. Волосы, белоснежные и перламутровые, как жемчуг, были уложены строго по прямому пробору, приоткрывали выбритые виски и едва доставали до мочек ушей. Даже серьга с изумрудным шариком в левом ухе была точь-в-точь, как у него: она звякнула, стоило ему склонить голову в бок, как всегда склонял Сол, вопрошая о чем-то. На его полупрозрачной коже никогда не было таких изъянов, как на моей, за исключением широкого бледно-розового кольца, опоясывающего шею — след от ошейника, который я сняла собственноручно и который поклялась никогда не надевать вновь. То, что притворялось прямо сейчас Солом, повторило даже это. Его голос, его мускусно-пламенный запах и его бордовое одеяние из талиесинского льна. Безукоризненная подделка.

Оно повторило абсолютно все, кроме глаз — те были не золотыми, а багряно-красными, как листья в Рубиновом лесу, где я находилась на самом деле.

— Не смей, — сказала я.

Красный туман опять наклонил голову.

— Что не сметь?

— Носить его лицо, — Ладонь царапнули золотые кольца, когда я сжала пальцы в кулаки. — Ты не Солярис. Ты не мой ширен.

— Знаю, но ты ведь любишь, как он выглядит. Я подумал, что так тебе будет комфортнее, когда ты...

— Не смей выдавать себя за тех, кем не являешься! Я знаю, кто ты и что такое на самом деле.

— Как ты тогда хочешь, чтобы я выглядел? — спросил Красный туман. — Какой облик мне принять? Только скажи, и я изменю его.

Я покачала головой, растерянная. Враги и прежде пытались подхалимничать, раболепии, дабы войти ко мне в доверие, но еще никогда так искренне не угождали. От этого мурашки стекали по телу — до чего же жутко и противно! С Сенджу в этом плане было гораздо проще. Он всегда придерживался плана, двигался к цели размеренно, шаг за шагом, и мотивы его были ясны, как белый день. Красный туман же являлся порождением хаоса, потому и сам действовал хаотично. Его желания — всего лишь инстинкты, а неутолимый голод — последствия природы. Как победить то, что совсем не понимаешь, но что так отчаянно стремится понять тебя?

— Я хочу увидеть твой истинный лик, — ответила я, решив начать с малого. — Покажи мне.

Красный туман поджал губы. Лицо его, точь-в-точь как у Соляриса, застыло, и он угнулся куда-то вниз, будто мои слова задели или оскорбили его.

— У меня нет своего лика, — ответил Красный туман приглушенно. — Совсем-совсем нет.

Я кашлянула, повела плечом и встряхнулась, отгоняя странные чувства, что вызвали во мне эти слова. То была жалость? Или всего лишь раздражение этой его притворной непосредственностью, которая, тем не менее, совсем не мешала ему убивать?

— Мне все равно. Я не стану говорить с тобой, не стану смотреть на тебя и не стану слушать, пока ты не перестанешь выглядеть, как Солярис. Прими другое обличье, такое, которого нет ни у кого из ныне живущих. Прими тот вид, которым хочешь обладать ты сам, по собственной воли. Создай его и носи всегда, один и тот же. Или... Или я уйду и больше никогда не появлюсь.

Точно так же, как мне прежде не приходилось сталкиваться с угодливостью врага, мне не приходилось и шантажировать его. Вторгаться в чужую обитель подобно воришке и угрожать тем, что я ничего не стану воровать — вот, на что это было похоже. Так нелепо, что я едва не засмеялась, но Красный туман воспринял мои слова всерьез. Посмотрел на меня с таким исступленным видом, будто я приставила нож к его груди, и повернулся спиной, чтобы, повернувшись обратно, выглядеть совсем иначе.

Это заняло у него столько же времени, сколько у меня, пожалуй, занимает заплетание кос. Я переступала с ноги на ногу в замешательстве, пока не поняла — должно быть, он еще никогда не принимал самостоятельных решений, оттого и мнется так долго. Раздумывает. Создает. То, что всегда отбирало чужое, попросту этого не умело. Потому училось на ходу.

— Так? — спросил он уже другим, более мягким и высоким голосом, подняв на меня алые глаза, которые не мог изменить, как и собственную суть. — Теперь я тебе нравлюсь?

У меня свело скулы от застрявшего в горле «нет». Может, Красный туман уже и не был Солярисом, но все еще непростительно походил на него: те же плавные черты лица, но острые скулы и подбородок; тонкие губы, длинные брови и бледная кожа. Только челюсть стала немного мужественнее, как у Вельгара, а форма глаз превратилась в миндаль. Волосы тоже отрасли, почти до поясницы и теперь напоминали свежую кровь — красные, как одна из моих кос, на которую Туман с улыбкой и непонятной мне гордостью указал пальцем.

— Как мне называть тебя? — спросила я, сочтя, что вполне могу стерпеть и такой его вид. В конце концов, мне хотелось верить, что мы встречаемся в первый и последний раз. — У тебя есть имя?