Кристальный пик

— Имя... — Красный туман снова задумался, но в этот раз лишь на секунду. Лицо его просияло, выдавая неуемную радость, когда он громко воскликнул: — Меня зовут Селенит! Или Селен. Называй, как тебе хочется называть, Руби, — Он заломил руки за спину, раскачивался на пятках. — Руби и Селен. Красиво же звучит. Тебе нравится? Нравится?

«Тебе нравится?». Красный туман, — Селен, — повторял это снова и снова, и темнота разносила его вопрос по залу оглушительным эхом. Селенит — те самые пуговицы на рукавах моего платья, о которых он спросил меня, когда мы танцевали под звездным небом в Летний Эсбат. Даже здесь, в своем собственном имени, он жаждал быть связанным со мною хоть какими-то узами. Меня затошнило.

Глупый.

Селенит был глупым. Его интонация, манера говорить, размышлять и даже двигаться, неугомонно покачиваясь туда-сюда на одном месте, казалась мне детской — и она действительно была

детской. Он не притворялся, а правда не понимал, сколь сильно я ненавижу его, сколь сильное отвращение питаю. Ребенок в теле взрослого мужчины, даже выше, чем Солярис, крепкий в плечах и торсе, но совершенно безмозглый. Сколько Селен жил на этом свете, не считая тех времен, когда не имел ни плоти, ни сознания? С тех пор, как я умерла и вернулась? Полгода? Меньше?

Он резко шагнул ко мне, а я шагнула назад, возвращая прежнюю дистанцию между нами. Улыбка его, лучезарная, но острая, как зубцы костяного гребня, — зубы Селен сохранил себе драконьи, а не человеческие, — пугала едва ли не больше, чем все его прошлые деяния.

Но я была здесь не для того, чтобы бояться, и не для того, чтобы и дальше терять время, отведенное мне Хагалаз. Я была здесь, чтобы получить ответы на свои вопросы.

— Чего ты хочешь? — спросила я прямо, глядя Селену в глаза. — Зачем губишь землю и труды крестьян? Зачем преследуешь меня? Зачем явился на летний Эсбат?

— Хотел тебя увидеть, — ответил он так, будто это было очевидно, и развел руками. — А вот губить я ничего не хотел. Оно само. Тебя это расстроило? Обычно земля снова возрождается после того, как я ухожу, но, видимо, не в этот раз...

— Не в этот раз, — подтвердила я серьезно, не скрывая пренебрежения в голосе, дабы Селен в конце концов заметил мое отношение и перестал так лобызать передо мной, позволив мне возненавидеть его с легким сердцем.

— Ох, прости. Не стоило мне есть кроличью девочку.

Горло предательски сжало, и мне пришлось помолчать с минуту, чтобы проглотить тот ком, что мешал словам.

— Зачем ты ее съел? — прошептала я, и во рту растекся кислый, как уксус, привкус тлена. Мне потребовалась целая минута, чтобы вернуть себе дар речи и спросить это. Хагалаз была права — Кроличья Невеста умерла. Богиню детства, плодородия и добродетели беспощадно убили.

И все, что сделал ее убийца, заговорив о причинах этого мерзкого поступка — пожал плечами и виновато улыбнулся.

— Я был голоден.

— И это все причины?

— Ну... Еще она просила, чтобы я ушел. А я не собирался уходить.

— Я тоже прошу тебя уйти, — выпалила я, воспользовавшись моментом, и в висках бешено застучала кровь. Вдруг получится в кои-то веке обойтись без жертв и закончить очередную битву, даже не начиная ее? Простым разговором, признанием... Возможно ли это? Возможно ли убедить его, всего лишь объяснив? — Из-за тебя болезнь расползается по Кругу. Сначала ты похищал живых людей, а теперь плоды их, угрожая заморить голодом весь континент... Если ты можешь уйти и остановить это — уйди, прошу. У тебя есть половина моей души. Считай, я дарю ее тебе. Живи, как желаешь жить, но вдали отсюда. За морями полно диких просторов...

— Нет.

Какое бы имя Красный туман себе не выбрал, он по-прежнему был всего лишь проклятием — бесчувственным и эгоистичным. Волосы его, алые, всколыхнулись и укрыли плечи, будто бы кровь потекла вниз. Прекрасное юношеское лицо, которое он сотворил себе, сделалось пустым и непропорциональным, как у деревенского пугала, набитого соломой. Глаза его тоже остекленели. Смотреть в них, не давая слабину, было сродни тому, чтобы смотреть в разинутую волчью пасть.

— Нет, я отказываюсь уходить, — сказал Селен снова. — Я хочу быть там, где ты.

— Зачем тебе я?

— Чтобы быть целым. Чтобы ты была целой. Чтобы мы просто были. Разве ты сама этого не хочешь? Там, на летнем Эсбате, ты поцеловала меня и сказала...

— Все, что я говорила и делала на летнем Эсбате, предназначалось не тебе. Я думала, что танцую с Солярисом. Никто не смеет касаться меня без моего согласия, кроме него, — отрезала я, убив в зародыше всякую жалость к нему. Нет, нельзя жалеть. Нельзя быть доброй к тому, кто добр лишь к тебе, но ни к кому больше. — Ты ведь знаешь, кто я, Селенит? Я драгоценная госпожа Рубин из рода Дейрдре, королева и хозяйка Круга, дочь Оникса Завоевателя от крови сидов. Лишь потому, что мы делим одну душу на двоих, вовсе не означает, что ты имеешь на меня какое-либо право.