Кристальный пик

— Вообще-то раньше я уже заплетал тебе косы, — напомнил Солярис, когда с гребнем было покончено. Все это время я старалась не двигаться и, кажется, даже не дышала, смущенно наблюдая за ним в отражение. Там, выглядывающие из-за моей уложенной макушки, были видны лишь его прищуренные глаза и то, как сосредоточенно он перебирает пальцами, сплетая вместе прядку за прядкой.

— Это не считается, ибо мне тогда лет десять было. И не сказать, чтобы у тебя хорошо получалось.

— Всяко лучше, чем у тебя, Королева-Петушиный-Хохолок.

Я спрятала улыбку под надутой гримасой и сложила руки на груди, но продолжила наблюдать за Солом краем глаза. По застывшему выражению его лица было невозможно понять, о чем он сейчас думает. Та самая рубашка из небесно-голубого льна, пошитая королевской портнихой к моему Вознесению, подчеркивала бледность его кожи и такие же голубоватые прожилки под ней. В этот раз он оделся куда скромнее, отказавшись от эмалевого пояса, верхней накидки и даже от своего традиционного раскраса на лице. Видимо, не хотел привлекать внимание ярлов, которые и без того вечно пялились на него, как на иноземную диковинку. Правда, едва ли Солу с его неземной красотой могло помочь не выделяться хоть что-то кроме холщового мешка на голове.

Когда четыре идеально заплетенные косы легли мне за спину, а еще две опустились на плечи, стало ясно, что окрашенную туманом часть прядей не спрятать, как не пытайся: Солярис очень старался, но одна из кос все равно вышла исключительно красной от корней до кончиков. Я махнула рукой и надела поверх кованую диадему, решив, что не такая уж это беда — куда важнее спрятать костяную руку, суставы и косточки которой по-прежнему просвечивались под истончившейся от гелиоса кожей. Ведь «храбрые мужи», которые должны были собраться на сейме, на практике часто оказывались не такими уж храбрыми. Дабы не испытывать их, я натянула на левую руку перчатку из молочного бархата, пальцы которой обрамляли золотые нити и кольца. Пускай эта перчатка совершенно не сочеталась с летящим платьем из пурпурного серсенета, прославиться дурным вкусом было всяко лучше, чем уродством или проклятием.

— Кто учил тебя манерам?! Лесные звери? Теперь понятно, почему ты так не нравишься моему брату.

— Да что ты знаешь о манерах, глупая змеюка! Сама феху с ансуз путаешь.

— Зато я ни у кого не списываю!

— Я тоже не списывал! Я всего лишь посмотрел!

Солярис шел размашистым шагом вдоль извилистого коридора, проедающего весь замок насквозь, как червь яблоко, и даже не замедлился, когда мы проходили мимо архивной каморки. Я же остановилась, потрясенная руганью, что доносилась оттуда. Даже пожилая весталка, нанятая мной для обучения грамоте служащих, была способна лишь на то, чтобы сердито стучать хворостиной по руническому алфавиту на деревянной доске, не осмеливаясь вставить ни слова. А ведь когда-то мне казалось, что это хорошая идея — дать Кочевнику место в рядах моих хускарлов и образование в благодарность за все, через что он прошел ради меня, раз уж золото противно ему не меньше, чем Красный туман... Теперь же, стоя в дверях и наблюдая, как они с Мелихором швыряются друг в друга каменными табличками с их первыми корявыми письменами на общем языке, я сомневалась в целесообразности своего решения.

Лишь Тесея, — младшая сестра Кочевника, в обнимку с которой его выбросил Красный туман ровно через сутки после моей смерти, — училась прилежно и не отвлекалась по пустякам. «Да она может связать одной ниткой все четыре ветра!» — хвалился Кочевник, когда знакомил нас, и действительно: сколько бы я не встречала Тесею в замке, у нее при себе всегда была пара клубков пряжи и серебряное веретено из Сердца, привезенное братом. Даже сейчас одной рукой она писала, макая перо в чернила, а другой перебирала нити, лежащие на коленях. Черноволосая, как брат, но с круглым лицом и зелеными глазами, как почки на вишневом дереве по весне, Тесея для своих двенадцати лет была в два раза ниже и тоньше ровесниц, чем сильно напоминала меня в детстве. Покладистая и тихая, она, в отличие от своего старшего брата, вдобавок была такой трудолюбивой, что сама сшила себе платье из моего старого отрезка виссона, а из остатков принарядила в попоны несколько здешних лошадей.

— Рубин, — позвал меня Солярис вполголоса, остановившись в конце коридора.

Я тут же очнулась и поспешила за ним, стараясь не оглядываться, чтобы снова не пропасть в сомнениях. Возможно, безопаснее было снабдить Кочевника телегой со шкурами и отправить домой... Или по крайней мере нанять другую весталку для Мелихор, когда та тоже вызвалась постигать человеческую культуру, дабы ни в чем не уступать братьям.

Пока я размышляла об этом, впереди показались двери Медового зала. При виде нас с Солярисом хускарлы тут же отворили их, и все, что тревожило меня прежде, вдруг перестало иметь значение.