Критика цинического разума

ственнонаучной эмпирии на одном примере — на примере изучения «предмета» Земля, с которым так или иначе сохраняют связь все естественные науки, вплоть до астрономии, и который остается средо­точием всего нашего «интереса к природе». Относительно легко по­казать, что (и как) «науки о Земле» развивались, будучи направля­емыми и движимыми воинственно-полемическими, практическими интересами: наблюдение за тем, что находится на земной поверхно­сти, равно как и попытки выведать, что таится в земных недрах, во многих случаях подчинены политическим и военным интересам; при этом география подчинена, скорее, сфере стратегии и искусству го­сударственного управления, а геология — сфере технологии произ­водства вооружений.

Первое накопление географических знаний происходит, пожа­луй, в головах монархов, завоевателей и полководцев, хотя эмпири­ческая «исследовательская» работа ложится вовсе не обязательно на них. Однако именно они как субъекты политической власти в пер­вую очередь заинтересованы в том, чтобы у них концентрировались все знания о Земле, полученные другими — будь то охотники, море­плаватели, торговцы или философы. С древних времен известно, что купец, исследователь иных земель и шпион имеют между собой не­что общее, а порой и выступают в одном лице. В самом начале тра­диции европейской географии мы встречаем эпизод, который не мо­жет не наводить на определенные размышления. Предание говорит о милетском натурфилософе Анаксимандре: около 500 года до н. э. (незадолго до восстания городов Ионии и начала греко-персидских войн) он изготовил «философскую скульптуру» (Небель) — «ме­таллическую плиту... на которую были нанесены весь земной круг, все моря и реки» (Геродот). Эту модель Земли милетский тиран привез спартанцам, когда был у них с визитом, в ходе которого наме­ревался заручиться вооруженной помощью пелопоннесских городов-государств. «Только эта карта позволила тогда спартанцам получить представление о величине империи персов и средствах, какими она располагает; они научились видеть свою страну со стороны, поняли, насколько она невелика, и отказались от войн» (Nebel С.

Die Geburt der Philosophic. Stuttgart, 1967. S. 37—38). Уже в этот первый мо­мент «проскочила» искра связи между географией и стратегическими расчетами, и если на этот раз философ опередил стратегов в своих познаниях, то вскоре это соотношение изменилось на прямо противо­положное: знание о Земле сосредоточилось у царей и полководцев, а не у философов. Средневековые королевские путеводители (опи­сания стран, составлявшиеся для монархов) демонстрируют, как в те времена «политическому Я» системы, то есть ее правителю, при­ходилось находиться, в буквальном смысле, «в поисках своих под­данных»; во времена, предшествовавшие централизму, не все рассе­янные по политическому пространству составные части имели воз­можность видеть однозначно локализованный суверенный центр

власти («столицу», резиденцию, абсолютистский замок — Эскори-ал, Лувр, Версаль); суверен вынужден был, выступая подвижной частью системы, утверждать свою власть посредством появления в разных местах. Только позднее, когда была построена система реп­резентации с ее органами управления на местах и полицией, появи­лась возможность существования оседлой центральной власти, ко­торая сделала политическое пространство — «территорию» госу­дарства — «прозрачным» для своего правящего ока и для принятия мер по управлению *. Военно-политический интерес создает тот фо­кус, в котором могут концентрироваться географические, этногра­фические, демографические «научные достижения», превращаясь в «сокровищницу знаний». Наконец, современная география притя­гивает к себе общий интерес образованных слоев капиталистических цивилизованных государств, предвещая действия по империалисти­ческой схеме (открытие, завоевание, миссионерство, колонизация, включение в мировую торговлю). Она в еще более интенсивной форме развивает старую стратегическую перспективу. Впрочем, зачастую стечение обстоятельств в ходе войны вызывает новый познаватель­ный интерес. Из-за того что военно-морской флот США не провел собственной предварительной работы, результаты которой были бы пригодны для использования при подготовке высадки американских войск в Северной Африке, пришлось собирать любительские фото­графии, фильмы, отснятые во время отпуска, и индивидуальные со­общения о побережье в предполагаемом районе десантирования . Во времена стратегических спутников и военной информатики такие архаические методы стали излишними.