Критика цинического разума

Это именно то открытие, на которое опирается смелое перево­рачивание всех традиций диалектики Теодором В. Адорно, который не доверяет идеологии победителя, говорящей о достижении более высокого в синтезе. На самом деле победы «общего» не приводят ни к какому снятию напряженности, ни к какому преодолению про­тиворечий; отрицание остается столь же непродуктивным, сколь и отрицание отрицания. «Снятия» — это ложь, после них не наступа­ет ничего лучшего. Чем «диалектичнее» партии, блоки, идеологии взаимно «снимают», «диалектически преодолевают» друг друга, тем больше торжествует в оболочке лихорадочного производства и гон­ки вооружений дух застоя, установления господства и закоснения. Живое все более и более становится оружием и инструментом. В той мере, в какой — прямо или косвенно — все становится борьбой и бизнесом, войной и обменом, оружием и товаром, умирает именно то живое, для развития и возвышения которого по представлениям диалектики требуется конфликт. В конце концов диалектика пере­стает быть даже по видимости формой движения разума в истори­ческих конфликтах, а превращается — достаточно вспомнить о ста­линском манипулировании диалектикой — в инструмент изощрен­ной и расчетливой паранойи. Война вовсе не отец всех вещей, а то, что нарушает их ход и уничтожает их. Правка, которую Адорно вно­сит в теорию диалектики, последовательно нацелена на устранение сомнительного «синтеза»:

Формулировка «негативная диалектика» идет вразрез с традицией. Уже у Платона диалектика стремилась к тому, чтобы с помощью отрицания как

мысленного средства создавалось нечто позитивное; позднее это точно было выражено в фигуре отрицания отрицания. Эта книга нацелена на то, чтобы освободить диалектику от такого рода утвердительной сущности... (Negative Dialektik. Ffm, 1966. S. 7).

Негативно понятая диалектика движется навстречу Общей Полемике, не признавая этого прямо. Если Первый — это «идеа­лизм» властей, а Второй — это «материализм» угнетенных, то Тре­тий, который возникает из спора между ними,— это, в принципе, опять же Первый, только гораздо худший. Возведение общего, сто­ящего выше противоположностей,— это опять-таки то же самое; конечно, при этом происходит какое-то «движение», но plus да change, plus c'est la тете chose *: негативный поворот Адорно, направленный против традиционной диалектики, означает «Нет» по отношению к тому, что в господствующем сегодня «диалектичес­ком» учении, марксизме-ленинизме, является простой ложью. Сколь ни сильна и ни продуктивна может быть его реалистическая сторона (ведь он заключает в себе все мотивы для выдвижения пяти назван­ных выше антитезисов Гегелю, то есть все, что мы сегодня считаем проявлениями «реализма»,— правда, экзистенциалистский антите­зис предстает лишь в искаженной форме), все же в самом решаю­щем пункте он был недостаточно реалистичным: он осуществил от­вод диалектики из онтологии

не в удовлетворительной, рационально упорядоченной форме.

А именно: этот отвод, как мы уже сказали, должен привести к Общей Полемике, которая проникает в суть спора, взятого в его социальной динамике и с учетом его обеспечивающей эволюцию функции. Нужно, не более и не менее, создать теорию, которая пос­ле Гегеля желает называться диалектической. Начало

этому поло­жил Маркс. Он развил философию истории, которая обретает смысл только тогда, когда понимается как попытка создать первую рацио­нальную Общую Полемику. Стержневое положение его учения — то, что вся предшествующая история была историей классовой борь­бы,— доказывает, что Маркс пытался освободить диалектику от идеалистического наследства и обосновать ее реалистически и эмпи­рически как теорию действительности, именно как Общую Полеми­ку. Однако и в самом учении Маркса воспроизвела себя дилемма диалектики: он не только создал Общую Полемику, но и дал в рам­ках ее ложное доказательство того, как и почему его позиция долж­на принести победу. И Маркс же создал (заранее) фантазию побе­дителя, то есть фальсифицировал полемику, снова превратив ее в диалектику. Экспроприация экспроприаторов — это фантазия, пре­тендующая на то, чтобы представлять собой нечто общее, стоящее выше противоположности эксплуатируемых и эксплуататоров, а именно быть справедливым распределением богатств; но средство для достижения этого — вовсе не Общее, а опять-таки новая поле­мика, угнетение угнетателей, так называемая диктатура пролетариа-