Критика цинического разума

Нужно, однако, сказать, что это слова другого Гросса, который в американской эмиграции, если выражаться в дадаистском стиле, уже сел «на стул» — «остепенился» как внутренне, так и внешне. В этом свидетельстве важно то, что оно исходит от человека, кото­рый прошел через весь цикл — негативизм, политическая ангажи­рованность и отказ от нее — и, оставшись в живых, может доку­ментально зафиксировать весь этот процесс. Когда Гросс писал свои воспоминания, оба критика блефа — и Тухольский, и Манн — уже давно были убиты.

Экскурс 2. Ледяные псы. К психоанализу циника

В каждом лают ледяные псы.

Эрнст Толлер. Оп-ля, мы живы. 1927

Вот совпадение, которое наводит на размышления: 30 января 1933 года, когда национал-социализм пришел к власти, вышел в свет январско-февральский номер журнала «Психоаналитическое движе­ние», в котором один из учеников Фрейда в первый раз подробно занялся рассмотрением феномена цинизма (Эдмунд Берглер. К психо­логии циника, ч. I; вторая часть была опубликована в следующем выпуске).

Наряду с этим примечательным совпадением по времени стоит обратить внимание на другое, скорее, пикантное наблюдение: автор работы берется за исследование темы, которая находится в чрезвы­чайно взрывоопасных отношениях с его родом занятий. Ведь психо­аналитик, который высказывается о цинизме, говорит на тему, кото­рая глубоко перекликается с психоанализом; в 1933 году вполне мог­ло случиться так, что психоаналитика обвинили бы в создании порнографического и цинического представления о человеке (два выражения, которые могли опасным для жизни образом соединить­ся с предикатом «еврейский»). Здесь, следовательно, психолог от­важился войти в логово льва. Он пытается аннулировать «цинизм психоанализа» путем психоанализа цинизма. В этом плане даже и сам Берглер кинически «показывает зубы», энергично протестуя против обвинения в том, что психоанализ, снимающий покровы с психических механизмов, заслуживает подозрения в цинизме. Он заявляет, что психоанализ — это все же «серьезная наука», а нау­ка — отнюдь не «страхование жизни от иллюзий». В остальном интерес Берглера сосредоточен на личностях, у которых ярко прояв­ляются цинические тенденции, как то доказывают его глубинно-психологические исследования, посвященные Наполеону, Талейра-ну, Граббе* и другим. Напрашивается вывод, что его размышления вызваны современным положением дел, и это не в последнюю оче­редь проявляется в том, что он среди своих примеров упоминает са­мые свежие тексты и события, например роман Эриха Кёстнера «Фа-биан», вышедший в свет в 1931 году^f

, и другие. Окончательно ис­следование Берглера выдает себя в этом отношении теми несколькими примерами, которые, как он полагает, свидетельствуют о наличии цинических черт у его собственных пациентов, и эти зафиксирован­ные им черты проявляются, как правило, в форме агрессии, направ­ленной против него, психоаналитика. Поэтому было бы оправданно говорить о том, что это психоаналитическое обращение к цинизму непосредственно связано с актуальными мотивами и побуждения­ми, которые точно привязывают текст к историческому моменту (1932—1933 годы) и к профессиональному положению автора. Он защищается от обвинения психоанализа, которым он занимается,

в цинизме; он ставит некоторым пациентам, которые агрессивно вы­ступают против него, диагноз «цинизм» (moral insanity*). Таким об­разом, не остается никаких сомнений, что мы здесь попали в самую суть дела — хотя фактически говорим о ней, глядя «со стороны».

Что бросается в глаза, так это чрезвычайная настойчивость, с которой аналитик объявляет цинизм, или, лучше сказать, «циничес­кие механизмы», проявлением бессознательного и затянувшейся инфантильности у взрослых. Вся сфера цинических феноменов одним махом переводится в разряд психопатологии. Только четыре из 64 перечисленных форм и вариантов цинизма Берглер относит к «осознанным», да и за этими четырьмя, которые не квалифициру­ются с порога как «плоские» и «не имеющие никакой ценности», можно предполагать вызывающие их «тяжелые неврозы».