Критика цинического разума

В учении Штирнера впервые достигает кульминации теорети­ческий анархизм XIX века. Штирнер осуществил «экзистенциали­стскую» редукцию к чистому Я, однако при этом совершенно наи­вно представил Я как нечто такое, что «имеется», существует как данность. Стоит только мне, полагает Штирнер, выбросить из себя Чужое, идущее от общества, как останется прекрасное, собственное Я, которое будет наслаждаться тем, что «обладает» собою. Светясь наивностью, Штирнер говорит о «собственности» Я на себя самое. Но иметь в собственности можно только нечто такое, что существует реально. Действительно значимый опыт рефлексии и наивную меша­нину здесь разделяет микроскопическая дистанция. Экзистенциа­листская рефлексия на «собственное» сознание столь же реалистична, сколь ложен переход к представлению о собственности, в которой находится Я у самого себя. Саморефлексия не оставляет в итоге ни­чего предметного, чем можно было бы владеть как собственностью. Маркс и Энгельс разобрали всю эту конструкцию буквально на атомы. Окрыляемые испытываемым презрением, они устроили себе праздник сатирической рефлексии, которая со всей тщательностью, какая только возможна, проезжается по внутренней структуре со­знания. Но, разрушая штирнеровскую иллюзию, они уничтожают нечто большее, чем только учение противника,— они уничтожают самих себя в его образе. То, как они это делают — строчка за строч-

кой, с отточенной логикой, педантизмом в филологии и суровой жаж­дой разрушения,— свидетельствует, что это нечто большее, чем про­сто критика; это заклятье, с помощью которого надеются избежать реально существующей опасности, это стремление напрочь исклю­чить всякую «иную возможность». И в самом деле, марксизм ни­когда не мог полностью отделаться от той анархистской и экзистен­циалистской тени, которая упала на Штирнера. Только у Сартра и Маркузе эта тень снова обрела большую «густоту» в мышлении, инспирированном марксизмом.

Маркс не принадлежит к типу тех наивно-гениальных людей, которые, подобно Шеллингу, «учатся на глазах у публики». «Не­мецкая идеология» так и осталась рукописью, не представленной авторами на суд общественности. Она не публиковалась до 1932 года, и лишь после этого обрела в марксоведении статус священного тек­ста. Во время студенческих выступлений она была использована как оружие против субъективизма: «строгие» марксисты воевали с ее помощью против адептов спонтанности и университетских «детей-цветов». На самом деле, однако, сдержанное отношение Маркса и Энгельса к их наиболее резкой работе, посвященной критике идео­логии, имеет под собой веские основания. «Немецкая идеология» разглашает важные секреты школы. Из нее можно извлечь урок: Маркс и Штирнер при решении вопроса о субъективности избира­ют симметрично ложные линии поведения. Оба признают, что со­знание человека — в том виде, в каком оно существует вначале,— «отчуждено» и должно быть «присвоено» в ходе терпеливой и кро­потливой рефлексии. Оба мыслят в русле диалектики Своего и Чу­жого, однако оба не находят посредствующего звена, а впадают в крайности. Штирнер избирает правый, а Маркс — левый путь. Штирнер полагает, что можно преодолеть отчуждение актом инди­видуалистического очищения. «Единственный» научается, достиг­нув своего «возраста возмужания», отделять себя от своих внутрен­них программ чуждого происхождения, так, что он в результате имеет их и в то же время не имеет, «сохраняя их при себе», выступая, таким образом, в качестве свободного господина над ними и их вла­дельца. В силу того, что он перестает признавать мысли и вещи как свои собственные, они утрачивают свою власть над ним. Реалисти­ческая саморефлексия и идеологический культ Я у Штирнера пере­плетаются теснейшим образом. То, что могло стать продуктивным опытом внутреннего дистанцирования от сформированного дрессу­рой, догматически закоснев, превратилось у Штирнера в новый ва­риант «короткого мышления».

Марксистское исследование классового сознания в исходном пункте своем тоже реалистично. Классовое сознание, картина мира и идеология на самом деле могут пониматься как «программиро­вание»; они есть опосредования, сформированно-формирующие схемы сознания, результаты всемирно-исторического процесса само-