Кризис

Едва было отправлено это послание, как мы получили информацию из Израиля в виде послания ко мне от Голды Меир. Несмотря на то что я передал наше требование от имени Никсона, Голда была слишком уверена в себе, чтобы устраивать стычку с президентом напрямую. Она следила за тем, чтобы ее ссоры всегда касались только подчиненных. Возведение президента на пьедестал дало ему еще одну возможность менять курс путем дезавуирования тех, кто подрывал гармонию, которую постулировала Голда. И, если этого не удавалось сделать, окончательная уступка президенту, при некотором умении и удаче, может, по крайней мере, превратиться в претензию на будущую милость.

Само письмо было в духе старомодной Голды, необузданной, эгоцентричной, проницательной. Оно было написано для того, чтобы произвести впечатление как на израильский кабинет министров, так и на правительство США. Она предпочла поместить этот вопрос в контексте сверхдержавного диктата, подразумевая, что мы уступаем Советам, – аргумент, который, если он всплывет, наверняка мобилизует максимальное внутреннее давление на нас: «У меня нет иллюзий, но все будет навязано нам двумя великими державами». Речь идет о запросе, на который она отказывалась отвечать в течение восемнадцати часов и который касался того, чтобы Израиль сделал какое-то предложение, которое мы могли бы отстаивать перед Советом Безопасности на фоне советского давления и после двух недель американского воздушного лифта в Израиль. В письме говорилось, что все, что она просила, – это сказать Израилю, что именно он должен сделать, «чтобы Египет мог объявить о победе своей агрессии». Это касается предложения пропустить продовольствие и воду армии, оказавшейся в ловушке через двое суток после прекращения огня, достигнутого в результате переговоров, проведенных Соединенными Штатами, армии, которая останется зажатой в ловушке даже после получения этих минимальных поставок. Но если бы ей пришлось пойти на какую-то уступку, ничто не могло бы заставить львицу быть при этом благовольной: «Единственное, что никто не может помешать нам сделать, – так это провозгласить истинность ситуации; что Израиль наказывают не за его дела, а из-за его размера и за то, что он сам по себе». Это было предупреждением о том, что она публично расскажет о своем деле своим сторонникам.

Выражение гнева со стороны Голды снова позволило ускользнуть от главного: она все еще отказывалась выдвинуть предложение. Она настаивала на том, чтобы мы это навязывали.

Наряду с этими страстными обменами продолжались обсуждения в ООН относительно предполагаемых сил ООН вместе с нашими попытками свести роль Советского Союза в них к минимуму.

ПОСОЛ СКАЛИ – КИССИНДЖЕР

Пятница, 26 октября 1973 года

23:25

С: Вы слышали мою защиту Вашей позиции?

К

: От чего ты меня защищал?

С: Они цитировали Вас вне контекста.

К: Кто это сделал?

С: Не кто иной, как Ваш друг Малик, который сказал, что Вы признали, что израильтяне нарушили режим прекращения огня, на Вашей пресс-конференции. В моем праве на ответ я…

К: Что он цитировал?

С: Он сказал, что Вы сказали, что прекращение огня было нарушено и Израиль получил некоторые территориальные приобретения. В любом случае я поблагодарил его за тешащее ложными надеждами упоминание о пресс-конференции, потому что я уже разослал полный текст всем другим представительствам Совета Безопасности и просто сказал, что хочу поблагодарить посла за интерес, потому что, как я думал, он был таким беспристрастным. Все они прочитают это и увидят, что Вы были более сбалансированным, чем все то, что было здесь сказано. У нас была эта встреча с ним потом.

К

: Как все прошло?

С: Он настаивал на поляках. Я ответил предложением Румынии. Я сказал, что Румыния или никого вообще – никаких блоков, ни Варшавского договора, ни НАТО.

К: Что он сказал?

С: Это дискриминация. Это похоже на возвращение к холодной войне. Что касается наблюдателей, я сказал, что мы пошлем пятьдесят или двадцать или готовы полностью отозвать своих в обмен на ни одного из ваших. Его ударило как обухом по голове.

К: Он также довольно тупой.

С: Он сказал, что не понимает этого. Мы пытались диктовать Генеральному секретарю. Он в ярости, потому что мы не допускаем Польшу. Мы пытаемся диктовать Совету Безопасности, что Польша – великая страна.

К

: Польша, имеющая долгую и выдающуюся историю любви к еврейскому народу. У них не было ни одного погрома с тех пор, как уехал последний еврей.

С: Он сказал, что у него есть очень твердые инструкции по этому поводу.

К: Изменилось ли что-нибудь в их подходе после объявления о повышении боеготовности?

С: Он [Малик] стал еще более несносным.

К: Более несносным после начала действия системы тревоги? Они начинают бить нас сильнее?

С: Да, если судить по языку, который они используют. Я дал очень аргументированный ответ и сказал, что мы оба несем ответственность в то время, когда есть обвинения и встречные обвинения, ни одно из которых невозможно проверить.

К: Что вы думаете о том, что нам следует делать теперь?