…Та же история произошла и с колхозами-совхозами. И здесь директивы ЦК встретили глухое сопротивление: с одной стороны, статьи о пользе колхозов (каковая всем известна), с другой — прикрытая кампания наперерез, «защищавшая» единоличника-середняка и создавшая впечатление, будто бы ЦК выдвинул курс на колхозы-совхозы вместо политики помощи середняку и бедняку-единоличнику. Удивительно ли, что «письмо» тов. Фрумкина, этот не только панический, но, на мой взгляд, малопартийный документ, встречает здесь к себе известное внимание [Из стенограммы апрельского объединенного пленума, 1929].
Мы не поленились привести столь длинную цитату, поскольку она ясно показывает уровень «обвинений», достаточных в те годы для принятия решений по кадровым вопросам. Разумеется, «сигнал» Попова-Дубовского был тут же рассмотрен на уровне Секретариата ЦК, и уже в августе сторонников Бухарина Астрова и Слепкова отстранили от работы. Им на смену были назначены сторонники Сталина, перехватившие контроль над газетой и сделавшие должность Бухарина, все еще числящегося главным редактором, чисто номинальной.
Ответная реакция Бухарина поражает разве что политической слепотой: в ходе совершенно явной борьбы за Власть с последовательным истреблением людей одной группировки, он по-прежнему пытается обсуждать деловые и личные вопросы:
Коба, я пишу тебе, а не говорю, так как мне и слишком тяжело говорить, и — боюсь — ты не будешь слушать до конца… Я думаю, что нам нужно было бы обдумать целый план… мы ни разу, даже в самой узкой среде… не обсуждали общих вопросов политики… мы и вся партия не имеем никакого целостного плана…
Началась систематическая кампания против меня… Кончим конгресс и (и китайские тезисы]) и я буду готов уйти куда угодно без всяких драк, без всякого шума и без всякой борьбы [Большевистское руководство, 1996, с. 38–39].
Несмотря на поражение по всем фронтам, Бухарин так ничего и не понял. Времена олигархического Политбюро, в котором каждый «знатный большевик» был востребован как потенциальный участник будущих коалиций, закончились. Отныне СССР правило монархическое Политбюро, состоявшее из идейных или вынужденных сторонников генерального секретаря.
Подведем итог. Структурный экономический кризис 1927–1928 годов в СССР создал объективные (реальные проблемы с обеспечением обороноспособности страны) и субъективные (разные концепции экономического развития) предпосылки для серьезного внутриэлитного конфликта. Устройство Власти в СССР, представлявшее собой вырождающуюся олигархию «знатных большевиков», обусловило развитие этого конфликта по линии формирования двух коалиций, одна из которых должна была трансформироваться во властную группировку будущего монарха.
Практик.
Не забудем, что выведенные из Власти в 1925–1926 годах Троцкий и Зиновьев вполне себе строили монархическую конструкцию (есть опыт работы Зиновьева и в Коминтерне, и в Ленинградской партийной организации). Так что на самом деле, я думаю, проигравшая в 1927–1928 годах команда тоже выдвинула бы единого лидера. Но на первом этапе такового у них не оказалось, а потом стало поздно. Возможно, им мог бы стать Угланов, но он слишком сильно помог Сталину в 1925 году (без него свалить Зиновьева и Каменева не удалось бы), и был все-таки для «старых большевиков» человеком «второго круга».Его погубила приверженность Бухарину, хотя, скорее всего, 1930-е годы он уже стал жертвой обычной аппаратной конкуренции. В любом случае, по итогам этой истории мы можем повторить принципиальный вывод: во Власть играют коллективные структуры, властные группировки, и если даже очень сильная на первом этапе команда столкнется с такой группировкой, но не сможет консолидироваться под единым началом, то с большой вероятностью проиграет.