Кризис и Власть Том II. Люди Власти. Диалоги о великих сюзеренах и властных группировках

Но как же у Рузвельта получилось? Как смог этот человек сначала пробиться к вершинам Власти, а затем (что, как мы уже знаем, еще более трудное дело) успешно этой Властью распорядиться?

Читатель. Так это же всем известно — Рузвельт предложил Америке реформы, тот самый «Новый курс», и за это его выбрали президентом.

Теоретик.

В вопросах, касающихся Власти, всегда есть два ответа — всем известный и правильный. Проблема заключается в том, что 1) к 1932 году победа любого демократа над республиканским оппонентом была предрешена, так что быть Рузвельту президентом или нет, решалось в ходе кампании внутри Демократической партии; 2) слова «новый курс» Рузвельт впервые произнес 2 июля 1932 года на съезде Демократической партии, уже выдвинувшей его кандидатом в президенты; 3) в ходе дальнейшей избирательной кампании Рузвельт не предлагал Америке никакого «курса» и никаких однозначных решений[82] (а только себя как лучшего из кандидатов); 4) и, наконец, реальный «новый курс» — административное регулирование всех форм экономической активности граждан и предприятий — был ровно тем же самым «старым курсом», который до Рузвельта проводил его предшественник Гувер. Причем с тем же самым результатом.

Экономические оценки «Нового курса» Рузвельта (который привел к 1938 году, когда безработица составила 20 %) колеблются между «ничем не помог» и «затянул депрессию». Популярность Рузвельта к 1938-му вернулась к обычным для Америки «50:50» (выборы 1938-го — потеря демократами значительной части мест в палате представителей, по крайней мере двух третьих).

Читатель. Вот это новость! Получается, что Рузвельта ценят вовсе не за его экономические успехи?!

Теоретик. Ну разумеется! Любого человека, добившегося верховной Власти и удержавшего ее хотя бы десяток лет, ценят уже за сам факт этого. Верховный вождь не может быть плохим, особенно если он столько лет оставался верховным. Поэтому «народная любовь» — не самый полезный помощник в деле установления истины; для народа все правители успешные, все вожди — великие.

Чтобы понять подлинные причины величия Рузвельта, нужно отойти от привычного штампа «спаситель Америки от Великой депрессии» и проанализировать 1930-е в США с точки зрения теории Власти, а значит, выявить реальные проблемы, вставшие перед американской элитой, понять, как эти проблемы повлияли на текущий «элитный консенсус», почему бразды правления вручили именно Рузвельту, и наконец, для чего на самом деле он использовал доставшуюся ему Власть.

Как всегда и бывает перед кризисом, экономическое, социальное и даже политическое положение США в конце 1920-х было поистине превосходным. Десятилетие, еще до своего завершения получившее имя «ревущие двадцатые», ознаменовалось быстрым и стабильным экономическим ростом[83]. В выступлении перед Конгрессом в декабре 1928 года президент Кулидж нисколько не кривил душой, заявляя:

Никогда еще перед Конгрессом Соединенных Штатов… не открывалась такая приятная картина, как сегодня [Шевляков, 2016, с. 27].

Сменивший Кулиджа на должности президента[84] Герберт Гувер столь же искренне обещал работающим американцам «курицу в каждой кастрюле и бензин в каждом бензобаке»[85], а также телефон, радио и канализацию в каждом доме[86]. Для выполнения этого обещания требовалось лишь бесконечное продолжение экономического роста, в которое в те годы верило абсолютное большинство экономистов:

В 1926 году [Кейнс] встретился со швейцарским банкиром Феликсом Сомари, опасавшимся покупать акции. Когда Сомари высказал свой пессимизм в отношении будущего фондового рынка, Кейнс решительно возразил: «В наше время катастрофы на рынках исключены» [Skousen, 2001, р. 332].

Да-да, это тот самый Кейнс, который всего через восемь лет (когда Великая депрессия уже состоялась) раскритиковал[87] в пух и прах «свободный рынок» и объяснил (задним числом, разумеется) неизбежность возникновения длительных депрессий. Так что в конце 1920-х у американской элиты не было никаких оснований для беспокойства — ведущие экономисты предсказывали дальнейшее процветание, а в обществе царил социальный мир (несмотря на то, что за период с 1920 по 1930 год городское население США выросло с 54 до 69 млн человек, в то время как сельское осталось практически на прежнем уровне).

Как же тогда этот социальный мир и это экономическое процветание удавалось поддерживать? Если верить классику исследования американских элит Фердинанду Ландбергу, то примерно вот так: