Нико входит в комнату Фатимы в одиночку; Кармела, Серхи и Фатима ждут в коридоре. Никто не смотрит на труп зарезанной женщины. «Здесь затронуло и больных, и персонал, — размышляет Кармела. — Те, кто не остался в комнатах, двигались вперед, спустились в подвал, разделись… собрались вокруг рептилий и начали их пожирать…» Кармела приходит к выводу, что убитая женщина вела себя подобным же образом, просто не смогла выйти из палаты. И не было даже никакого замка: она не сумела повернуть дверную ручку. «Это поведение не помогает им манипулировать предметами: они только идут вперед и избавляются от одежды». Но кое-что все-таки не стыкуется: почему Серхи, Фатима и кто-то еще оказались невосприимчивы? Вот что нужно обсудить, когда Нико вернется. А Нико не отыскал ничего из одежды, кроме пары темно-синих халатов. Фатиме художник вручает толстый конверт, набитый бумажками, — девушка хранила его под матрацем. Фатима прижимает конверт к груди, словно младенца, баюкает и плачет.
— Спасибо, Нико, спасибо!
Когда они спускаются по лестнице к выходу, Кармела замечает, как Нико прячет в карман косухи флешку из подвала.
— Что ты нашел? Историю болезни Манделя?
— Нет. Я рассчитывал ее найти, но Карлос Мандель нигде не упомянут.
Кармела обдумывает это странное обстоятельство.
— Он вполне мог записаться под вымышленным именем, чтобы сохранить приватность… А что же тогда ты копировал?
— Файлы, защищенные паролем. Не знаю, что в них, но я решил проверить свою нелепую догадку. И не ошибся. Пароль для этих файлов тот же самый, что и для файлов с конфискованной флешки, которую мне прислал Мандель!
12. Министерство внутренних дел
10:30 вечера, время испанское. Основные параметры ситуации — скорость и отсутствие новостей из пораженных регионов. Здесь — как в оке циклона: в центре только тишина. Известно, что затронуты многие виды животных. Говорят о волках и бурых лисицах в России и Азии, о приматах и копытных в Африке, о птицах в Южной Америке, о больших и малых млекопитающих в США. Назревает паника, но даже паника не бывает такой стремительной и осмысленной. Последняя новость из Турции — «нашествие пеликанов» в стамбульском порту. Звучит гротескно, как нелепая шутка, — даже для перепуганных журналистов.
Скандинавские страны не то чтобы совсем не затронуты (массовые самоубийства леммингов и «манифестанты» в Норвегии), но точки хаоса проявляются позже. «На север, на север!» — кричат все, кто до сих пор имеет такую возможность. Всегда считалось, что север не так легко поддается катастрофам.
Ларедо ждет, чтобы вертолет улетел подальше от Торрехона, — тогда он позвонит Агирре. А пока он проглядывает информацию из посольств. Его звонок надолго зависает в режиме ожидания, пока наконец на экране мобильника не появляется секретарша Агирре: восточное лицо, счастливая улыбка, на шее — красный платок от «Hermes».
— Да, сеньор Ларедо, сеньор Агирре скоро с вами свяжется.
«Эта идиотка разговаривает со мной так, как будто я попросил ее посмотреть расписание шефа», — злится Ларедо, держа телефон в одной руке, а другой вцепившись в спинку сиденья. Из телефона доносится тихий шепот, какая-то музычка, по экрану ползет муть, и вот наконец высвечивается лицо Агирре с густыми бровями, мертвенно-бледной кожей и широкой улыбкой. Выглядит как записанное дома видео для YouTube.
— Ага, Ларедо! Как я рад, что вы позвонили! Как дела?
Что-то постоянно жужжит, связь отвратительная. Агирре пока ничего с этим не может поделать.
— Да-да, мы сейчас в самолете. Я сопровождаю министра внутренних дел…
— Ясно, — отвечает Ларедо.
— Господин министр хочет с вами поговорить. Подождите. Отключитесь, и тогда мы попробуем запустить видеоконференцию по всем правилам.
Ларедо даже не успевает попрощаться, связь тотчас обрывается. Вся его команда следит за ним, но Ларедо притворяется, что ничего не замечает. Паузу он использует, чтобы достать ноутбук и наладить связь на большом экране. Он успевает подготовиться к разговору.
— Ларедо.
— Да, господин министр.
Изображение больше не дрожит. Видимо, перед министром тоже установили ноутбук с веб-камерой. На экране видна половина Агирре, сводчатый потолок кабины и еще несколько пассажиров. Очень красивый мальчик смотрит в камеру со своего места в четырех рядах от монитора. К Ларедо склоняется яйцеобразная голова мужчины, который, вероятно, является отцом мальчика.
— Ларедо, как обстоят дела?
— Бывали дни и получше, господин министр.
Министр внутренних дел — человек печальный, он стал таким намного раньше, чем началось все это, — по крайней мере, так думает Ларедо. Традиционные мешки под глазами еще резче выделяются в желтушном свете самолета и веб-камеры. На министре рубашка офисного сотрудника и галстук в полоску. Выражение лица, по мнению Ларедо, идеально подходит для служащего в отделе жалоб или в отделе по работе с неплательщиками.
— Это понятно, Ларедо, это понятно. И еще я хочу, чтобы вы знали, как глубоко благодарен вам испанский народ, включая и президента, — вам и тем, кто, как и вы, выполняет эту почетную работу по защите…