Однажды утром я увидала на бульваре Андре Валентена, парня с широко расставленными глазами, который беседовал с Мартеном Мийо через нашу ограду. Когда я подошла к ним, Валентен удрал.
– Что он хотел? – поинтересовалась я.
– Денег, разумеется, – отвечал Мартен. – Как всегда.
– Он что, умирает с голоду?
– Нет, но живет впроголодь.
– Лучше с ним не связываться. Он не вызывает доверия.
– Но, во всяком случае, он француз.
А двадцать пятого августа мы потеряли пятерых работников. Все они отправились на войну, и мой храбрый Жорж вместе с ними, как и тридцать тысяч призывников, набранных в армию по приказу Временного исполнительного комитета. Мы помахали им вслед, и под барабанный бой они, как и другие молодые мужчины, покинули Париж. И уже не вернулись.
Глава пятьдесят седьмая
– Их убивают в тюрьмах, – Мерсье наведался к нам, чтобы поделиться последней порцией парижских новостей. – Вот прямо этим вечером. Покуда я с вами беседую, узников выводят из камер и забивают, как скот, без суда, без жалости. Вот эти вымазанные в крови башмаки сами развернули меня и заставили прибежать к вам. Очень скоро, Крошка, не сомневайся, вас завалят новыми головами.
С какой же горечью он произнес эти слова. Мы сидели в большом зале в полном составе – даже Эдмон был с нами.
– А принцесса Елизавета? – тихо спросила я.
– Нет, не королевская семья, нет-нет. В основном казнят священников.
– Правда? Благодарю вас, что предупредили. Мне стоит приготовиться.
Эдмон взглянул на меня. Я не могла знать, о чем он думает.
– Присядь, Себастьян, – предложил мой хозяин. – Выпей вина. Мы рады, что ты заглянул. По правде сказать, в последнее время у нас уменьшилось число посетителей.
– Позвольте я расскажу вам об одном субъекте, – продолжал Мерсье. – Его руки обагрены кровью многих. Думаю, даже он сам точно не знает количество им казненных. Он разрубает людей, вонзая в их тела топор. Священников, аристократов. У него уже руки болят от натуги.
– Мерсье, изъясняйтесь яснее, – встряла вдова. – О ком это вы толкуете?
– Доктор Куртиус и вдова Пико, позвольте полюбопытствовать: где сейчас Жак Бовизаж?
– Он патрулирует наш район, – ответила вдова.
– Нет, – покачал головой Мерсье. – Боюсь, вы ошибаетесь. Бовизаж убивает священников, отказывающихся публично признать гражданскую конституцию. Он вспарывает им животы, и жизнь выходит из них.
– Вы, должно быть, ошибаетесь, – возразила вдова.
– Он кровожаден, этот ваш Жак. Я видел собственными глазами, как он орудует.
– Нет-нет, уверена, что это не он.
– Он пьет слишком много вина, – сказал Мерсье, отставляя свой стакан. – Да с такой жадностью. Тяжелый труд губит людей.
– Я не верю, – с сомнением пробормотал мой хозяин.
– Это место, – заявил Мерсье, оглядывая восковые физиономии, – прямо школа убийц!
Куртиус побледнел.
– Мы лишь показываем то, что происходит за нашими воротами.
– Но вы же не обязаны! Кто вас заставляет это показывать, а?
– Мы обязаны! Мы должны показывать. Таково требование народа!
– Эти головы только провоцируют приносить вам еще больше голов. Накройте их чем-нибудь! Унесите их! Не надо их выставлять напоказ! Вам следует сменить эту экспозицию.
– Но они лишь свидетельствуют о том, что творится сейчас в городе.
– Вы этим любуетесь!
– Мы просто наблюдаем.
– Вы множите ужасы! Вы поднимаете на щит самое скверное и демонстрируете это.
– Нет ничего в мире честнее воска! Все это знают. Воск неспособен лгать.
Это правда. Воск никогда не лжет – не то что эти портреты маслом в золоченых рамах, которые я повидала в Версальском дворце. Воск всегда был честнейшим материалом.
– Я умоляю вас: прикройте их!
– Но это и будет ложь.
Мерсье издал горестный стон.
– Этот город лопнет, точно гнойный нарыв.
С улицы донесся шум голосов. Зазвякал дверной колокольчик. Снова ватага людей. Других, но все шайки выглядят одинаково. Мне принесли новую голову, выложили на стол, поставив на обрубок шеи. Светлые волосы. Белая кожа. Светло-серые глаза…
– Боже! – в ужасе задохнулась я. – Это уже нечто совсем иное. Я знаю эту голову. Я разговаривала с ней, когда она была жива.
– Тише, Крошка. Мари. Девочка… – еле слышно прошептала вдова. – Лепи ее. Ты ее не знаешь. Тебя убьют, если ты ее узнаешь.
– Это… – пробормотал мой хозяин, помогая мне размешивать гипсовую массу. – Это не Елизавета?
– Поначалу я увидела только светлые волосы…
– Так это она?
– О, сударь, сначала я так и подумала.
– Она?
– Нет. Это… была… принцесса де Ламбаль.
– Значит, не она. Я рад. Да, это уж точно что-то новенькое.
– У нее кожа белая, как снег.
– Тогда думай, что это мрамор. Это поможет отвлечься.
– Но когда знаешь отрубленную голову, сударь…
– За работу!
– Я же не знала тех, чьи головы лепила раньше. А теперь такое чувство, что мы оказываемся все ближе и ближе к ним.
– Так, Мари, теперь подыми эту голову!
– Тяжелая…
– Молодец!