Кроме Стоунхенджа

Второй месяц размечен проще – четыре группы по семи штрихов Исчезновение Луны было отмечено в предыдущем месяце – штрих № 30. означающий «поглощение», – а потому этот ряд начинается с молодого месяца. Половины Луны выделяются длинным штрихом, как и полнолуние, а также последняя четверть и исчезающий серп. Два небольших штриха в конце месяца означают дни смерти Луны.

Рис. 33. Лунная интерпретация кости из Гонцов.

Заметьте, что у первого месяца штрих, обращенный наружу, один (/), а у второго месяца их два (//). Запись третьего месяца повреждена, но у четвертого месяца наружу обращены четыре далеко отстоящие друг от друга штриха. Центральные линии также можно истолковать как итоговые пометки.

Между вторым и третьим месяцами имеются три обращенные наружу штриха: «Мы видели, как Луна умирала трижды».

В том месте, где зафиксирован третий месяц, клык поврежден, однако концы длинных штрихов сохранились.

Четвертый месяц содержит 30 штрихов, обозначающих промежуток из 29 полных истекших суток. Раздвоенные штрихи, обозначающие, что Луна «проглочена», что наступила ее смерть, отсутствуют, но этот ряд, возможно, начинается и (или) кончается в день новолуния. Лунная легенда разбита на пять отрезков по пяти дней и еще один, содержащий четыре дня. Полнолуние приходится на длинный штрих № 15. Насечки за пределами четвертого месяца либо подводят итог прошлым событиям, либо начинают новый, пятый месяц. В этом месте клык поврежден, но предположительно тут между четвертым и пятым месяцами мы могли бы увидеть 5 тесно расположенных обращенных наружу штрихов, которые сообщали о том, что Луна до этого умирала пятикратно.

Нам неизвестно все богатство лунных легенд, мы не знаем ни верований художника, ни того, как осознавал он окружающую среду. Мы немного теряемся, вдруг осознав, что штрихи на слоновой кости могут быть числами, отражающими наблюдения за движением Луны по небу. Современный человек, если его интересуют фазы Луны, справляется с точно вычисленными, выверенными эфемеридами, заглядывает в календарь или в газету, звонит в обсерваторию.

От слоновой кости к башне из слоновой кости – заметки человека ледникового периода можно сравнить с теми, которые делают современные студенты, когда им предлагается: «Провести без помощи инструментов наблюдения за фазами естественного спутника Земли, измерить их и разметить каким-нибудь самостоятельно придуманным способом».

Другого объяснения для кости из Гонцов не существует; разве что ей можно дать ярлычок «ритуальная», а это, как говорит Мовиус, ровно ничего не объясняет.

Кость из Гонцов (15 000 – 10 000 гг. до и. э.), пещерное искусство (35 000 лет до нашей эры) – это предел проникновения в архаические слои подсознания. Астроархеология вынуждена ограничиться этой скудной резьбой по кости и таинственными символами в пещерах среди наскальных рисунков. Устная речь и мысль остаются незапечатленными, недосягаемыми.

Я купил железнодорожный билет Глазго – Сторноуэй, «транзитный» билет. Мне предстояло своими глазами увидеть «турсачаны» – «каменных плакальщиков» Каллениша на открытом всем ветрам Льюисе в 130 км от «крутого островка» Барра. Расчеты, которые я опубликовал, опирались на данные, взятые из литературы, и необходимо было посмотреть все самому.

Поездка оказалась приятной и полной мелких событий – неторопливый паровоз тащил поезд среди прекрасных пейзажей шотландских гор, мимо Форт-Вильяма и Лох-Эйла в Маллейг. Затем на пароходе через пролив Слит на остров Скай, в микроавтобусе по петляющим среди вереска дорогам острова, мимо каменного кургана и монолита в Уиг на берегу Лох-Снайзорта. Отсюда рейсовый пароходик отправлялся в Порт-Тарбер на Гарриса, но «только завтра», объяснил контролер, и показал мне, как пройти к белым домикам, рассыпавшимся между берегом моря и крутой горой. На следующий день пароходик пришел в Тарбер точно по расписанию, однако тут мой заслуженный, десятки раз прокомпостированный билет утратил силу.

– Но мне сказали, что он действителен до Сторноуэя!

– А, нет! Да откуда им там в Глазго знать про то, что здесь действительно, а что нет?

Я добрался до Сторноуэя частным образом в воскресенье. До Каллениша оставалось еще 25 км пути на запад по заросшему вереском торфянику. В воскресенье, в «день господень», все замерло в неподвижности – и такси, и приезжий астроном. (Помните анекдот о торговце удобрениями, который лишился выгодного заказа потому, что в разговоре с клиентом, фермером из Горной Шотландии, упомянул что-то, о чем прочел накануне в газете. «А, так у вас не нашлось ничего другого почитать в день господень?») Мое время было ограничено, и я рискнул пойти пешком.