Кроткая заступница

– А давайте я вас под протокол опрошу, – вдруг сказала следовательница. – Вы расскажете, какой он был человек, были ли у него враги, и вообще всё, что знаете. Мы отправили запрос по его месту жительства через Интерпол, но сами понимаете, когда он ещё придёт. Пока у нас ничего нет по характеристике личности потерпевшего, а ваши показания помогли бы нам заполнить этот пробел.

Христина кивнула. Ей было стыдно и неловко рассказывать о себе этой уверенной и сильной женщине, которая никогда и никому не позволила бы над собой измываться, но если её признания хоть чуть-чуть помогут Максу, надо преодолеть своё смущение и признаться во всём.

Дождавшись, пока Елизавета Алексеевна заполнит бланк протокола допроса, Христина стиснула кулачки и начала свою невесёлую повесть. Стараясь говорить беспристрастно, она рассказала, как муж бил её с первого дня брака, как запугивал и угрожал выставить на улицу и как сначала она давила своё негодование жаждой любви и самообманом, а потом на смену пришёл тупой страх и прочно поселился в её сердце. Как она не верила, что человек может быть настолько подлым и жестоким, и искала причины в себе самой… Как муж рассказывал всей родне, что она тупая неумеха, и, приходя в гости, родня действительно видела тупую неумеху, потому что страх парализовал Христину.

Рассказала и про единственную отдушину в жизни – книги любимой писательницы, которые позволили ей сохранить остатки самоуважения и надежды, про группу «ВКонтакте» и про Анну Спиридоновну.

– Если бы не она, я бы сейчас оказалась или на кладбище, или в дурдоме, – вздохнула Христина, – и вот как я отплатила ей за помощь, какую навлекла беду.

– Положим, не вы, а ваш бывший муж, – буркнула Елизавета Алексевна, быстро водя ручкой по бумаге. – Что произошло дальше? Как вы разошлись?

– Дальше я завагитнила… Забеременела то есть. А там сами знаете, необходим покой на ранних сроках, а ему было надо. В итоге он меня избил до полусмерти, и ребёнка я потеряла…

Елизавета Алексеевна положила ручку, встала, налила воды в стакан и молча подала Христине.

Сделав большой глоток, девушка продолжала:

– Тут приехала Анна Спиридоновна и помогла мне развестись. Вот и всё.

– Уголовное дело заводили на него? – спросила Елизавета сухо, а Христина покачала головой:

– Нет, я забрала заявление.

– Почему? Неужели вам не хотелось, чтобы он получил по заслугам? Я могу ещё понять, что вы терпели, когда дело касалось лично вас, но вы потеряли ребёнка… Простите, если я по больному месту бью, но как следователь не могу не заметить, что это не просто банальные побои, тут он присел бы хорошо.

– Я сначала думала всё оставить как есть, – призналась Христина, – но ко мне стала родня ходить табунами. Мол, подло, семейная ссора, нельзя её на суд закона выносить. Погорячкував мужик, так что такого? Помирились и живите дале!

– Но вы хотя бы взяли с него отступного при разводе?

Христина с изумлением посмотрела на следовательницу. Такая мысль ей в голову не приходила.

– Ну да, – продолжала Елизавета Алексеевна, – он должен был вам дать что-то сверх того, что полагается при разделе имущества, чтобы не садиться. Иначе вы могли, посадив его в тюрьму, лет пять жить совершенно спокойно.

– Нет, я была счастлива уже тем, что вырвалась от него, – вздохнула Христина.

– Понятно. Что ж, жаль. Так бы можно было запросить материалы дела, из которого явствует, что потерпевший склонен к физическому насилию, но нет так нет.

– Теперь я вижу, как не права была тогда, – воскликнула Христина горячо, – всегда была жертвой, с первого и до последнего дня нашей жизни, и во время развода тоже… Забилась в куток, как овца, и ждала, пока мне откроют дверь, чтобы я выскользнула из клетки и убежала. Тому он и приехал ко мне зараз, знал, что я квочка безответная. Тогда меня одолел, думал, одолеет и теперь. И одолел бы, якби[13] Макс не вступился. Ой! То есть я не это имела в виду…

– Я поняла, – сказала Елизавета без улыбки. – Но неужели вы бы снова согласились жить с ним? После того, что он сделал? Это не для протокола, можете не отвечать.

– Нет! – замотала головой Христина. – Ни за что! Но, наверное, я бы просто ушла. Сама стала бы снимать комнату или что-то ещё придумала, но одна я бы с ним не справилась.

Елизавета спросила, является ли Макс женихом Христины, и девушка стала уверять, что он просто друг семьи, сообразив, что чем нейтральнее их отношения, тем меньше у Макса резонов для убийства.

– Я вообще не способна к любовным отношениям после всего, что было, и Макс это знает, – призналась она, невесело усмехнувшись. – Муж постарался, выбил из меня всю эту дурь.

Если в начале их разговора Елизавета Алексеевна бодро писала протокол, то теперь это давалось ей всё тяжелее. То и дело она, хмурясь, откладывала ручку и, скользнув взглядом по Христине, переводила его в окно, за которым сияло голубое и чистое небо.

«Февральская лазурь!» – подумала Христина книжно, опустила взгляд и замерла на стуле, чтобы не мешать Елизавете работать.

Наконец следователь поставила последнюю точку и подала лист Христине.