Кроткая заступница

– В общем, я дошёл до места и увидел лежащего на земле Пушкаренко, а над ним неподвижно стояла женщина. Знаете, – усмехнулся Максимилиан Максимилианвич, – обычно я хожу, полностью погрузившись в собственные мысли, и очень большая вероятность, что в нормальном состоянии я просто ничего бы не заметил. Но, увы, я был собран и напряжён.

– И вы сразу поняли, что это Пушкаренко лежит? – встрял Вася.

Лиза кашлянула, подумав, что он парень сообразительный, но крайне нетерпеливый и бесхитростный. А в их специальности лучше быть дураком, чем прямодушным. Слава богу, у Васи хватает выдержки пока не спрашивать, во что женщина была одета.

– Честно говоря, нет. Выбрасывая его из дома Христины, я был крайне разъярён и не обратил внимания на его внешний вид. Сначала подумал, что кому-то стало плохо, подошёл ближе, предложил помощь и обнаружил, что женщина в состоянии, близком к реактивному ступору, а лежащий человек не кто иной, как бывший муж Христины.

– И что вы стали делать?

– Сначала растерялся. Передо мной оказались сразу два человека, требующие срочной медицинской помощи, а я был один. Я покричал, без особой, впрочем, надежды, попытался растормошить женщину, проверил у Пушкаренко пульс на сонных артериях и, не обнаружив оного, приступил к реанимационным мероприятиям, пытаясь параллельно как-то расшевелить женщину.

– А почему вы не вызвали «Скорую» сразу?

– Надеялся, что женщина очнётся и сама позвонит. Поймите, в моём распоряжении было всего две руки, и сначала я вообще не понял, в чём тут дело. Крови из раны на затылке вытекло немного, я думал, что у Пушкаренко от переживаний случился сердечный приступ, и надеялся быстро его завести. Только на втором цикле заметил, что женщина держит в руке камень.

– На чём, простите?

– На каждые пятнадцать компрессий надо делать один вдох, – охотно пояснил Голлербах. – В общем, я быстро вынул камень из её ладони, и это словно вывело женщину из острого состояния. Знаете, как в сказке про спящую красавицу…

– Знаем, продолжайте, – сказала Ирина Эльханановна.

– Тут я заметил рану у Пушкаренко на затылке и подумал, что занимаюсь совершенно бессмысленным делом. Черепно-мозговая травма – это не внезапная остановка сердца. Одна надежда, что быстро приедет «Скорая», заинтубирует и введёт большие дозы гормонов. Женщина, очнувшись, стала плакать, я сказал, чтобы скорее звонила в ноль-три, но она ещё не соображала, где находится и что сделала. Всхлипывала, что не умеет вызывать «Скорую» с мобильника… Короче, она меня подменила, стала качать, а я позвонил. Потом мы снова поменялись. Память, кажется, к ней вернулась, хотя выходу из реактивного ступора чаще сопутствует амнезия. Но вся остальная клиника была налицо: слабость, астения. Я думал, что по приезде «Скорой» передам им Пушкаренко и смогу оказать женщине квалифицированную помощь.

– Она как-то объяснила вам свои действия? – спросила Лиза хмуро. Рассказ Максимилиана Максимилиановича звучал бредово, пожалуй, слишком бредово для наглого вранья. В его распоряжении было достаточно времени и ума, чтобы придумать ложь получше.

– Немного успокоившись, она сказала мне, что Пушкаренко не имел права жить дальше после всего, что натворил, и я, будучи немного с ним знаком, не стал спорить. Знаете, в тот момент мне было довольно затруднительно вести сеанс психотерапии, я решил отложить это до приезда «Скорой помощи». У меня даже мысли не было, что женщина убежит, так плоха она казалась.

– И вы не задержали её?

– Как? Я не мог отойти от тела. Кроме того, прежде чем уйти, она сказала, что ничуть не жалеет и обязательно признается, просто ей надо подготовиться. Потом, сказала она, лучше будет, если она явится сама с чистосердечным признанием, чем если её возьмут с поличным. Я ещё отметил, что мысль слишком здравая для человека, только что пережившего острый реактивный психоз, но люди все разные. Женщины особенно, – добавил Голлербах с улыбкой.

– А вы не подумали, что становитесь единственным подозреваемым?

– Често говоря, нет. А если бы и подумал, что толку? Врачебный долг всё равно не позволял мне бросить человека до приезда «Скорой». По мне, так лучше уж быть подозреваемым в том, чего не делал, чем взять на душу реальный грех.

Лиза пожала плечами. Она не считала себя гениальным психологом и знала то, о чём только что напомнил Максимилиан Максимилианович: все люди разные и ведут себя по-разному – самые честные на вид граждане могут оказаться отъявленными лжецами, точно так же и говорить правду можно так, что всем кажется, будто ты врёшь. Порой искренние люди, когда сильно боятся, что им не поверят, начинают говорить таким тоном, что выглядят отъявленными лгунами.