Кровь как лимонад

— Думаю, может, оттого, что я головой шарахнулась, у меня там, — девушка постучала пальцем себе по голове, — что-то произошло. Сосуд какой-нибудь лопнул. Прямо как полюса магнитные поменялись. Плакать хочется.

— Ну, — осторожно сказал Жека, — поплачь…

— Точно не здесь…

Она такая красивая, когда смеется, подумал Жека. Только как сделать, чтобы она сейчас засмеялась?

У него на все один ответ.

Взять и увести ее в мужской туалет. Не обращая внимания на постер с демонстрирующим звериный оскал корейским актером, задрать этот ее свитер, расстегнуть ее и свои джинсы. Поцеловать шею и ощутить ладонями, как на несколько секунд Настя покроется колючими мурашками, становясь похожей на какую-то ягоду. Будто Жека на дедовой даче жадными горстями рвет черную смородину. С кустов соседей.

И Настин вкус там будет таким же ягодным. Смородиновым. Жека окажется в тесном влажном пространстве и начнет двигаться. Трахать ее до тех пор, пока снова не зажгутся эти коричневые глаза, пока все у нее не начнет саднить, пока он не вытрахает из девушки придуманную ею вину…

Настя спросила:

— А как у вас с Марком дела?

Жека помолчал, решая, с чего начать. Подумал, что лучше всего это сделать с конца.

— Твои деньги. Они у меня, — произнес он. — Два с половиной миллиона в пяти пачках…

* * *

Жека вернулся из туалета, куда сбежал после своего рассказа. Официант как раз отошел от их столика, забрав с собой тарелки с креветками. Вместо них он оставил два бокала с золотистой жидкостью.

— Что он сказал? — поинтересовался Жека.

— Ничего, но выглядел разочарованным. Я сказала, мол, не вина повара, что мы ничего не съели. Просто тебе вдруг стало жалко креветок, — Настя пожала плечами. — Я взяла нам выпить, пока сварят спагетти.

— Давай хоть выпьем, — засмеялся Жека. — Сразу по двойному? Что это?

— «Малиновка». «Red Breast». Двенадцатилетний «ирландец».

— Ого! — Жека принюхался к содержимому стакана. — Никогда не пил. Наверное, недешевый тут, да? Пора привыкать к богатству… И что я должен почувствовать?

— Официант что-то говорил про сухофрукты и черную смородину. Точно знаю, что не должен почувствовать разочарование.

Они пригубили виски.

— Ум-м-м, ну да, сухофрукты. Только немного солоноватый, как островной скотч. А так — достойно. Согласна?

— Да, хороший.

Смакуя, Жека отпил еще. Нет, точно. Соль эта явно лишняя. Будто вообще от другого напитка…

Раздался приглушенный хлопóк.

Жека вздрогнул, оглядел зал. Через два столика от них сидела немолодая пара. Она — в вечернем платье и с колье на открытой шее, он — с сединой и властным лицом. Официант аккуратно наполнял их бокалы из только что открытой бутылки шампанского. Мужчина что-то сказал, его спутница засмеялась. Колье на ее шее заиграло, засверкало так, что Жека с трудом оторвал от него взгляд.

— А?.. Извини, ты что-то сказала? — посмотрел он на Настю.

— Я на минутку выскочу на улицу. Позвоню сестре отца, тут музыка громкая. Не хочу, чтобы тетка подумала, что я развлекаюсь, когда должна быть в трауре.

— Можно с тобой? Я не буду мешать, — пообещал Жека.

— Если управляющий не подумает, что мы собрались сбежать, не заплатив, — засмеялась Настя.

— Ты же тут работаешь. Документы там, и все дела…

— Точно, а я про них и забыла. Надо забрать. Напомни мне, пожалуйста, когда принесут счет.

Джаз действительно играл чуть громче, чем в начале вечера. Или это кажется Жеке из-за того, что бодрый анонимный хард-боп сменился коматозным «Morphine»? «You’re good, good, good. So good» («Ты хорошая, хорошая, хорошая. Такая хорошая»), — прокуренным голосом подпевал Марк Сэндмен своему двухструнному безладовому басу, и Жека был согласен с ним, если это про Настю. Кивнув администратору, они вышли на улицу, устроились под козырьком. Подставив разогретое лицо прохладному уличному воздуху, Жека смотрел на проезжающие мимо автомобили с яркими — яркими — так, что и смотреть неприятно, — огнями фар. После того как Настя закончила короткий телефонный разговор, Жека повернулся к ней. Он понял, что сейчас нужно произнести.

— Знаешь, сейчас сморожу глупость, так или иначе… Мне кажется, я люблю тебя, — произнес он, взяв девушку за обе руки.

Жека почти не видел ее лица, один только силуэт. Приблизился, чтобы рассмотреть глаза, чтобы поцеловать наконец в губы. Немного кружилась голова, как у школьника от волнения.

Настя стояла, ожидая поцелуя. А в ее глаза будто попали льдинки. Такие же, как в тот вечер, на дне рождения, где они познакомились. Глаза Снежной королевы. Когда Жека дотронулся губами до ее губ, Настя вдруг тихо прошептала:

— Ты же меня совсем не знаешь…

— А какое отношение это имеет к любви? — пожал плечами Жека.

Она помолчала. Жека стоял, замерев. Что-то в Настиной позе говорило о том, что, если он попробует сейчас поцеловать ее, она уклонится от поцелуя.

Что не так?

— Запуталась я, Жека, — сказала Настя.

— То есть? — не понял он.

— Как наушники в кармане…