Кровь как лимонад

На бабушкин юбилей Марк привел Веру. Увидев, как за столом ее супруг общается с приятной соседкой, Вера устроила сцену. Марку показалось это странным — Вера не была ревнивой, да и никакого повода не было. Он так и объяснил жене, уведя ее на кухню, но Вера не стала слушать. Обидевшись, она уехала домой, а немного обескураженный Марк остался. Когда большинство гостей разошлось, а Евдокия Дементьевна с парой подруг, таких же, как она, театралок и любительниц советских киномюзиклов, решили опробовать подаренное караоке, Марк и Ольга как школьники стащили со стола недопитую бутылку мартини и спрятались в комнате. Там все и произошло. Инициатором выступил Марк. Он подождал, пока Ольга поможет Евдокии Дементьевне убрать со стола, а после пары вермутов со льдом выбрал момент, когда она для чего-то встала, и поцеловал ее. Она раскрыла губы, протолкнула ему в рот язык. Пока он, задрав ей юбку, сдвигал вбок ткань трусиков, расстегнула его брюки. Держа за гладкие бедра, Марк приподнял ее на руках, прижал к стене и вошел. За стеной подружки-старушки хором пели: «Есть только миг…» Потом Марк с Ольгой лежали на кровати поверх покрывала. Марку стало стыдно, он хотел уйти, но Ольга не отпустила. Раздевшись, она оседлала его, положила его ладони на свои крепкие груди и, кончая, смотрела ему в глаза. Марк добирался домой на такси и думал о том, что, по крайней мере, теперь Вера будет ревновать не зря. С тех пор они встречались и спали от случая к случаю, пока сначала к Новопашину не вернулась болезнь, а затем он не познакомился с Алькой.

Это было удивительно, но ей он никогда не изменял с Ольгой. Не хотелось. Сам не мог понять почему. Любил он Альку, что ли?

Из комнаты Марк направился в ванную. Та была занята. Коммуналка без очереди в ванную или в туалет теряет свое гордое звание коммуналки. Он вышел на кухню, наполненную утренними запахами готовящейся еды. Ольга, полуприсев на подоконник, смотрела, как Евдокия Дементьевна жарит блины.

— Привет, бабуль, — сказал Марк.

— О, Марка! — улыбнулась внуку старуха и посмотрела на него «взглядом милиционера, руководящего работника или незамужней женщины». — Доброе утро! Хотя выглядишь ты хреново, дружок! Как после пирушки…

— Бабуль… — протянул Марк, а Ольга со своего места произнесла:

— Овсянка отменяется. Евдокия Дементьевна собралась кормить нас блинами.

— Овсянку он и сам себе сможет сварить, — заметила бабушка.

— Нет, не сможет, — покачала головой Ольга.

Бабушка еще раз смерила Марка взглядом и согласилась:

— Да, права ты. Какая там овсянка… Смотри, совсем худым стал.

Из ванной вышла незнакомая девушка студенческого возраста, сказала всем «Здравствуйте» и мышкой шмыгнула в темный коридор.

— Кто это? — спросил Марк.

— Станислав Ильич очень плохо себя чувствует, Жека ему сиделок нанял, чтобы ухаживали, — объяснила Ольга.

— Совсем помирать собрался дед Стас, — вздохнула Евдокия Дементьевна.

Марк ушел в освободившуюся ванную, умылся и пальцем, на который выдавил пасту, почистил зубы. Вечерняя энергия сменилась апатией. Не хотелось ни спать, ни бодрствовать. Он посмотрел в зеркало. Лицо будто не в фокусе. Бледное, заросшее, с взъерошенными волосами. Бабушка права. А кокаиновое похмелье и ее блины — это из разряда смешать водку с пивом. Марк снова взглянул в зеркало, отметил, что зрачки расширены.

— Бабуль, дай полотенце, я душ приму, — выглянул он на кухню.

Заперев за собой дверь и включив воду, вытащил из узкого кармана джинсов новую порцию порошка, разложил трек. Приход застал его под струями льющейся воды. Это было невыносимо приятно, когда горячий поток, казалось, омывал каждую клеточку его тела, заставлял вздрагивать мембранами и трепетать несуществующими жабрами. Он выбрался из душа, когда Ольга постучала в дверь во второй раз.

Завтракали втроем, в комнате Евдокии Дементьевны. Солнечные зайчики скакали по выцветшим обоям и по черно-белым фотографиям в рамках. На снимках молодые и красивые бабушка и ее друзья смеялись и смотрели в объектив на фоне послевоенных пейзажей Ленинграда. Пылинки плавали в воздухе, оседали на конвертах с пластинками, початой коричневой бутылке «Vana Tallinn» и портретах трех давно умерших брутальных несимпатичных мужчин — мужа Евдокии Дементьевны, Сталина и Чкалова. Портрет вождя занимал центральное место в бабушкиной комнате с довоенных времен.

Они ели блины, заворачивая в них кусочки поджаренной ветчины, запивали это все итальянским кофе со сливками. Марк почти не ел, много шутил и трепался. Сам себе он казался резвым дружелюбным дельфином, выскакивавшим из теплого океана, чтобы поиграть с людьми. Бабушка же была умницей, а Ольга — та просто секси. Оставив Евдокию Дементьевну, напевавшую себе под нос сукачевскую «Моя

бабушка курит трубку…», на кухне с посудой, Марк увел Ольгу в ее комнату и занялся с ней любовью, пытаясь избавиться от наркоэрекции. Острые ощущения от проникновений между ее раскинутых ног, дерзкие прикосновения, частые смены позиций как в порнофильмах, эйфория от все-таки наступившего оргазма.