Кровь на лепестке

– Прекрати, Элиза. Я уже давно не вспоминала того старика, и не собираюсь этого делать. Мне все равно, что он прибыл в Солсбери, – пожала плечами девушка, смотря на едва тлеющий огонек в почти развалившемся очаге.

– Старика? Господи, Кристин, ему сейчас наверно около тридцати, но не шестьдесят же! Девушки твоего возраста выходят замуж за пятидесятилетних и молчат, считая это подарком доли. А Томас хорош собой, умен, не беден, приближен к самому королю!

– Чего ты от меня хочешь? – гневно вскрикнула Мария, отбросив кочергу и задумчиво закрыв глаза: – Прошло долгие четыре года со дня нашей последней встречи. Поверь, между нами и тогда ничего не было и не могло быть вообще. Я – десятилетний ребенок, заблудший в наших монастырских владениях, а Томас просто человек, спасший меня. В тот день он привел меня обратно в обитель, но перед этим мы долго разговаривали. Пойми, Элиза, он мог воспринять меня, лишь как наивную, любознательную малышку, не более. Я сидела подле него и с удивлением слушала рассказы о храбрых рыцарях и прекрасных принцессах, задавала вопросы, смеялась… Вернуть бы то время, – печально вздохнула послушница, воскрешая в своей памяти невинные моменты простого счастья.

– Зачем тебе грустить о прошлом, если есть возможность отлично изменить будущее? Томас вновь здесь, и, по слухам, он остановиться в особняке, неподалеку отсюда. Ты можешь просто прийти к нему, и, поверь мне, ваши невинные беседы вновь возобновятся с новой силой, а твои глаза опять засияют радостным блеском.

– Прекрати! – воскликнула девушка, гневно вскочив с табурета: – Не подстрекай меня к совершению греха! Монахине запрещено покидать пределы монастыря, а особенно во время траура! Я не нарушу ради никчемного старика законы обители! – пронзив послушницу злобным взглядом, Кристин поспешно покинула келью.

Мария, наглухо заперев двери своей крохотной комнатушки, опустилась на твердую, низкую лежанку, достав из потайного кармана платья сложенное письмо и флакон с ядом. Поставив бутылочку на пол, послушница еще долго неподвижно сидела, всматриваясь на сложенный лист, не решаясь его открыть и прочитать. Девушка внезапно почувствовала полное равнодушие перед этими строками, больше того, Кристин не хотела другой жизни, что протекала за стенами монастыря. Она, как оказалось, не бедная сирота, а дочь какой-то уважаемой леди, но что значат богатства и почет, если человек никогда их не видел и не испытывал?

Мысленно попросив прощение у покойной Джинет де Тиссандье, послушница поднесла письмо к маленькой свечи, бросавшей озорные тени на окна, завешанные темной тканью. Кристин спокойно наблюдала, как крохотное пламя поглощает несказанные слова, а обгоревшие обрывки, ставшие пеплом, падают на медное блюдце. Девушке казалось, что ее прошлое и будущее слились в один комок и сейчас горят в беспощадном огне. Сердце неприятно ныло, на глаза наворачивались слезы, но юная послушница постоянно твердила, что хочет посвятить свою жизнь служению Господу, принять постриг после шестнадцатилетняя, делать благие дела, помогать нуждающимся. Девушка не знала, были ли эти желания искренними, но покойная настоятельница постоянно твердила, что только о такой судьбе может мечтать покорная и смиренная послушница.

Внезапно Кристин услышала в себе голос той юной девушки, желавшей веселья, радости, счастья… Англичанка знала, что монахине запрещено думать о любви и детях, вся ее жизнь – это монастырь. Принимая постриг, жительницы обители навсегда убивали в себе женщину, становясь невестой Господа, которая даже в молодости обязана думать о своей загробной жизни. Мария внезапно поняла, что не готова отречься от всего, чего не имела. Да, у нее не было родителей, друзей, влюбленных юношей, но всегда была надежда на будущее. И вот девушка ее сама спалила. Томас, Томас Холланд…, этот высокий, темноволосый мужчина с пронзительными глазами и добрым сердцем, единственный человек, разглядевший еще в маленькой девочке, прежде всего, живое существо с душой и сердцем, а не тихую послушницу… Кристин пыталась утихомирить бьющееся сердце и кровь, что бурлила в жилах, подобно огненной лаве. Вдруг девушка поняла, что хочет вновь увидеть этого лорда, поговорить, посмеяться. Но это лишь мечты, а Мария много о чем безрезультатно мечтала.

Глава 4

Джоанна, все еще находясь под неблагоприятным действием увиденного, пришпорила свою кобылу, подставляя покрасневшее лицо свежему, морозному воздуху. Лошадь грузла в сугробах, тяжело дышала, но покорно корилась своей хозяйке, которая, словно на крыльях, мчалась в уединенное место. Ветер мгновенно высушивал выступившие слезы, разметал кудри, выбившиеся из-под чепца, омывал щеки девушки своим холодом, но это чувство полной свободы, немого диалога с природой позволяло Джоанне немного прийти в себе. После бессонной ночи, наполненной страхом, леди Плантагенет чувствовала себя разбитой и подавленной.