Кровь на лепестке

– Сестра, тебя желает видеть матушка.

– Как она? Что лекари говорят? – озабоченно спросила Мария, вспоминая добрую и всегда справедливую Джинет де Тиссандье, женщину, вложившую в монастырь всю свою душу. Настоятельнице еще не перевалило за пятьдесят, она всегда славилась крепким здоровьем, холод и голод не ломали ее, но неделю назад несчастная внезапно слегла, мучаясь ужасными симптомами. Увы, в это зимнее время в Солсбери осталась лишь десятка опытных врачей, и все они разводили руками, осматривая больную. Никто не знал причину, но недуг буквально уничтожал свою жертву изнутри.

– К сожалению, изменений в лучшую сторону нет. Сегодня ночью настоятельница жаловалась на боль около грудей, а к утру изо рта немного сочилась бледно-алая жидкость. Мы молимся день и ночь за нашу матушку, не выходим из часовни, но, видно, Господь решил призвать ее к себе.

Похлопав монахиню по плечу, Кристин ободряюще улыбнулась: – Не печалься, сестра Иоанна, аббатиса всегда хотела побыстрее отойти к Христу. Смерть ее не страшит. Возможно, у изголовья нашей госпожи уже летают ангелы, и в подходящий час они заберут ее душу в рай, потом отнесут к Подножию Святого Трона.

– Аминь, аминь… Иди уже, не заставляй матушку ждать, – стуча грубыми, деревянными подошвами по мраморным плитам, Кристин миновала две ледяные галереи, и, постучав, наконец, зашла в личные покои больной. Это было единственным место в монастыре, где пылал очаг, а воздух искрился теплотой и уютом. Поклонившись, девушка уловила на себе измученный взгляд Джинет:

– Садись, дитя мое, садись возле камина, ты совсем замерзла, – опустившись на табурет, послушница покорно сложила руки на коленях:

– Вы хотели меня видеть, матушка?

– Да, но прежде, чем начать разговор, немного подкрепись, совсем исхудала, – бросив мимолетный взгляд на блюдце, наполненное сочными деликатесами, послушница лишь покачала головой:

– Простите, но я не смею… Это ваше.

– Оставь глупую гордость. Ешь, – обессилено, но уверено прошептала Джинет, с улыбкой наблюдая, как Кристин впилась зубами в румяный пирожок.

– С вашего позволения, я возьму еще несколько для сестер. Они также голодают.

– У тебя всегда было доброе сердце, девочка. Прости, что я заставляю всех вас мучиться от этих варварских условий, а сама сыта и нахожусь в тепле, – бледная руку настоятельницы впилась в холодную ладонь девушки: – Вы не заслуживаете такой жизни.

– Нет, матушка, не вините себя, ибо мы можем лишь благодарить вас за то, что вы открыли наши души для Господа. Да, пускай мы мерзнем и доедаем последние остатки пшеничной каши, мы счастливы, что можем служить Христу. Все ведь так было хорошо… Почему Всевышнему угодно призвать вас к себе? Что за болезнь вас сразила? – вымученная, блеклая улыбка скользнула по сухим губам мадам де Тиссандье, а в глазах внезапно блеснули слезы:

– Нет, это не болезнь, – дрожащая рука женщины потянулась к маленькой шкатулочке, на дне которой лежал флакон с темной, почти черной жидкостью: – Это яд… Тот самый, которым меня отравили неделю назад, – тихо вскрикнув, Кристин вмиг зажала ладонью рот, с непониманием и страхом поглядывая на Джинет:

– Нет, матушка, это не может быть правдой. Вы просто устали, поспите, и тогда ясный разум вернется к вам, – послушница поднялась и направилась к двери, но настоятельница уверенно схватила ее за руку, принуждая сесть.