Кровавый гимн

– Понимаешь, я должна пойти к ним, – Мона сдвинула брови. – У меня нет выбора.

– О чем ты? – спросил я. – Они просто хотят выпутаться из неприятной ситуации. Правда, надо признать, ситуация действительно непростая.

– Нет-нет-нет. Я должна сделать это ради себя, – категорично возразила она, лицо ее вдруг стало жестким, безжалостным. – Ради того, чтобы узнать правду. – Мона поежилась, словно в комнате задул холодный ветер. – Я знаю, что она лгала мне. Лгала годами. Я боюсь представить, сколько лжи она могла мне наговорить. Я заставлю ее рассказать правду.

– Наверное, мне не стоило просить тебя позвонить Роуан? – спросил я.

– Офелия, – сказал Квинн, – не торопись. Времени у тебя достаточно.

Мону трясло, в глазах ее стояли слезы.

– Нет, ты все сделал правильно, – сказала она мне, – я должна была позвонить.

– Все дело в женщине-младенце, – прошептал я, не уверенный в своем праве открывать тайну Квинну, сообщать ему, что я видел ее ребенка-монстра. – С кукольным личиком. Зачем нам теперь делать из этого секрет?

– Можешь рассказать ему все, что захочешь. – Мона старалась не расплакаться. – Господи, Я… Я… Я найду их! Если ей известно, где они, если она скрывала от меня…

Квинн наблюдал за нами и не вмешивался. Когда-то давно Мона рассказала ему о том, что родила, но была вынуждена расстаться с ребенком. Она говорила об этом ребенке как о мутанте, но так и не объяснила природу его мутации.

Во время Обряда Тьмы я увидел взрослую женщину, в которой определенно было что-то нечеловеческое. Она была явно аномальна, как и мы.

– Не хочешь посвятить нас в эту историю? – мягко спросил я.

– Не сейчас, я еще не готова, нет. – Мона шмыгнула носом. – Слишком тяжело вспоминать об этом.

– Просто я виделся с Роуан Мэйфейр, – сказал я. – Встретился с ней в Обители Таламаски. С ней что-то не так.

– Естественно, с ней что-то не так, – раздраженно подтвердила Мона. – Мне плевать, что с ней случится, когда она увидит меня. Пусть она увидит то, что ее человеческий разум не способен объяснить. Какое мне дело? Я не собираюсь жить с ними, как Квинн живет со своей семьей. Теперь я поняла, что это невозможно. Я не могу жить как Квинн. Мне нужно легальное имя и кое-какие деньги…

– Подумай еще немного, – предложил я. – Не обязательно принимать такое решение прямо сейчас. Сегодня ночью я предпочел отделаться от них, чем сеять сомнения, которые могут их ранить. Это было непросто. Мне хотелось их расспросить, но пришлось сдержаться.

– Откуда такая забота? – спросила Мона.

– Потому что ты и Квинн мне небезразличны, – ответил я. – Разве ты не понимаешь, что я люблю тебя? Я бы не обратил тебя, если бы не любил. Квинн столько рассказывал мне о тебе еще до того, как я тебя увидел, а потом я, конечно, влюбился.

– Мне надо кое-что у них узнать, – сказала она. – Они что-то от меня скрывают, а после этого я найду мою дочь, сама. Но сейчас я просто не могу говорить об этом.

– Твою дочь? – переспросил Квинн.

– Ты говоришь о женщине-младенце, которая…

– Хватит! Не сейчас, – оборвала меня Мона. – Дайте мне подумать!

Поворот на сто восемьдесят градусов.

Мона резко отвернулась от нас и снова уставилась в монитор, а потом принялась барабанить по клавиатуре.

– Какое слово лучше, чем «завещал»?

– Даровал, – ответил я.

Квинн подошел к Моне сзади и, не прерывая ее яростного стука по ни в чем не повинным клавишам, повесил ей на шею камею.

– Ты ведь не пытаешься сделать из нее наследницу тетушки Куин? – спросил я.

Мона продолжала печатать.

– Она – Бессмертная Офелия, – отозвался Квинн, не обращая внимания на мое замечание.

Мы оставили Мону у компьютера, прошли по коридору до дальнего балкона и спустились во двор. Там мы отыскали пару металлических стульев, которыми я, как оказалось, никогда не пользовался, – весьма симпатичные витые стулья Викторианской эпохи. Все мои вещи либо весьма симпатичные, либо бесспорно прекрасные – тут уж я ничего не могу поделать.

В саду нас окружили банановые деревья и ночные цветы. Мелодичное журчание воды в фонтане смешивалось с клекотом компьютерной клавиатуры и шепотом Моны. Я слышал плач оркестров в ночных клубах на рю-Бурбон. При желании я мог бы услышать все звуки этого проклятого города. Небо, затянутое бледно-лиловыми облаками, отражало городские огни.

– Зря ты так думаешь, – сказал Квинн.

Я встряхнулся:

– О чем ты, братишка?

– О том, что я делаю из нее наследницу тетушки Куин, – сказал он. – Как ты не понимаешь? Все, что тетушка хотела отдать, – все эти платья, украшения и прочее, – она уже отдала Жасмин. В банковских ячейках накоплено более чем достаточно для будущей жены Томми и для избранницы Жерома. (Позвольте напомнить: Жером – сын Квинна и Жасмин.) А я позволил Моне унаследовать лишь десятую часть тетушкиных эксклюзивных шелковых платьев. Жасмин в любом случае никогда не станет их носить. Да и на блестящие туфли никто не претендует. Как и на камеи из обыкновенных ракушек.