Кровавый гимн

Призрак потерял дар речи, стал еще более отчетливым, хотя и утратил все цвета от злости. Или причиной была печаль? Печали мне и без него хватало.

– Хочешь заполучить ее? – спросил я. – Тогда скажи ей об этом сам.

Призрак молчал.

Я небрежно, насколько это было возможно в лежачем положении, пожал плечами.

– Я не могу сказать ей: «Джулиен говорит, что ты должна подставить себя под лучи солнца и тогда обретешь вечное спасение». Или есть вероятность того, что мой вчерашний вопрос был более чем уместен? Ты сам не знаешь, откуда пришел? Может быть, вечного спасения не существует вообще? Нет никакого Хуана Диего. Может быть, ты просто хочешь забрать ее в мир духов, где ты болтаешься в ожидании, что кто-то заметит тебя – Квинн или даже Мона, либо это буду я. Это так? Предполагается, что она захочет стать призраком? Как видишь, я демонстрирую тебе свои лучшие манеры. Это мой самый любезный тон. Мои родители были бы довольны.

В дверь постучали по-настоящему.

Призрак исчез. Мне показалось, что я что-то увидел краем глаза. Все это время слева от меня сидела Стелла? Mon Dieu! Я точно начинал сходить с ума.

– Трус, – прошептал я.

Я сел и скрестил ноги по-турецки.

– Войдите.

В комнату, потрясая листом бумаги, ворвалась Мона – в розовом шелковом платье с длинными рукавами и в розовых атласных туфлях.

– Ну давай, срази меня, – позволил я.

– «Такова моя окончательная цель: преобразовать этот опыт и жить достойно тех потрясающих воображение сил и способностей, которые завещал мне Лестат. Этот уровень существования не подвластен моральному давлению очевидных и тем не менее болезненных теологических вопросов, которые в моем измененном состоянии совершенно неизбежны. И первый на поверхности: Какой меня видит Бог? Я человек и вампир? Или только вампир? Это наказание? Я сейчас говорю не об аде и геенне огненной, но о существовании, обусловленном отсутствием Бога. Наказание определяется тем, что я есть, или я все еще существую в относительной вселенной, где могу заслужить прощение на тех же условиях, что и люди. Воплощение Христа, историческое событие, в которое я безоговорочно верю, несмотря на то что с философской точки зрения это не модно. Хотя о какой моде можно говорить в моем нынешнем поистине удивительном сверхъестественном состоянии?» – Мона посмотрела на меня: – Что скажешь?

– Ну, я считаю, что в последнем абзаце, где говорится о моде, ты уклонилась от ответа. Думаю, тебе следует развить эту тему и усилить финал. Может быть, сжатым описанием того, на каком уровне ты веришь в Воплощение Христа. Слова «сверхъестественный» и «удивительный» ты можешь повторить и по другому поводу. Кроме того, ты не к месту употребила слово «завещал».

– Круто!

Мона вылетела из комнаты.

Дверь, естественно, она оставила открытой.

Я пошел следом.

Мона уже стучала по клавиатуре. Компьютер стоял на одном из многих моих столов эпохи Людовика XV. Я подошел ближе и скрестил руки на груди. Мона хмурила рыжие брови, зеленые глаза неотрывно смотрели на монитор.

– Ну, в чем еще дело, мой повелитель? – спросила она, не переставая печатать.

Квинн комфортно растянулся на кровати и разглядывал балдахин. В этой квартире кровати с балдахинами стояли повсюду. Ну, если не повсюду, то по крайней мере в шести спальнях – по три с каждой стороны.

– Позвони Роуан Мэйфейр и скажи ей, что с тобой все в порядке. Как ты считаешь – справишься? Она страдает.

– Вот облом!

Клик-клик.

– Мона, не могла бы ты все-таки сделать это… Ради них? Майкл мучается.

Она вскинула голову и посмотрела на меня. Потом, не сводя с меня глаз, взяла телефон, который лежал на столе справа от нее, и так быстро набрала номер, что я не успел его зафиксировать. Поколение кнопочных телефонов. Великое дело! Я могу выписывать гусиным пером такие вензеля, что не поверите. Пусть попробует, посмотрим, что у нее получится. И я не уроню ни капли чернил на пергамент.

– Привет, Роуан, это Мона… – Судорожные рыдания на другом конце провода не позволяли ей продолжить, но Мона решительно прервала изъявление чувств: – У меня все отлично, я зависаю с Квинном, за меня не волнуйся, я совершенно выздоровела. – Полившийся было поток уточняющих вопросов она оборвала столь же резко: – Роуан, послушай, я прекрасно себя чувствую. Да, это можно назвать чудом. Я позвоню тебе позже. Нет, нет, нет. (Снова резкое возражение.) У меня вещи тетушки Куин, они мне в самый раз, да, и ее туфли действительно классные. Кажется, у нее целые залежи этих «шпилек». Да, я никогда не носила такую обувь. Да, хорошо, нет, нет, нет, прекрати, Роуан. И Квинн хочет, чтобы я их носила, они абсолютно новые и впрямь великолепные. Люблю тебя, люблю Майкла, всех люблю. Пока. – Не желая больше слушать крики Роуан, она положила трубку.

– Ну вот, дело сделано, – заметил я. – Я правда очень тебе признателен.

Мона не шевельнулась, по ее бледным щекам текли кровавые слезы.

Я чувствовал себя преступником, хулиганом. Я и был таковым. Всегда был. Это подтвердит любой из моих знакомых. Ну, может, за исключением Квинна.

Квинн сел на кровати.

– Что случилось, Офелия? – спросил он.