Круг замкнулся

На горизонте темнела полоса леса. Захотелось рвануть с места – и очутиться там. В детстве Стел любил фантазировать, будто можно привязать к оперению стрелы длиннющую веревку, зацепиться за облако и, качнувшись на громадном маятнике, вмиг перелететь далеко-далеко: пройтись под ветвями, поросшими хвойной бахромой, вдохнуть сладость смолы и земляной дух, пошелушить ладонью сосновый ствол.

Стел никогда не видел леса, но в юности зачитывался путевыми заметками некоего Лираита, чистокровного сарима, жившего в эпоху основания Городов.

– Глаза проглядишь! – Рани натянула поводья. Серая кобыла мотнула головой, недовольная остановкой.

Все шесть дней перехода Стел держался с Рани подчеркнуто вежливо и отстраненно. Тогда, в иллюзии-сне, он почувствовал себя неловко, будто бы Рани целовалась с ним, а не с Лартом, причем наяву, и будто бы Агила на самом деле это увидела. Стел до сих пор точно не знал, что там произошло – скорее всего просто бренди и внезапное чувство вины.

Но чувство вины было. И только поэтому не стоило продолжать странную игру в недолюбовь, затеянную Рани. Он боялся ей навредить, боялся запутаться сам. Проще было вовсе об этом не думать. И Стел не думал.

– На горизонте лес, видишь? – он вытянул вперед руку. – Много лет я мечтал его увидеть.

– А чего мечтал? – бросила она небрежно и наклонилась в седле заправить штанину в сапог.

Стел покосился: так деловито сопит, чрезвычайно занятая пряжкой на поношенном ремешке вокруг голенища, будто ни до чего в мире ей дела нет.

– Тебе в самом деле любопытно? – усмехнулся Стел, сощурившись. В детстве они с Агилой прикидывались, будто такой взгляд через прищур позволяет видеть человека насквозь.

Но Рани не знала этой шутки и потому подчеркнуто безразлично буркнула:

– Угу, – и насупилась.

Мстит. Холодом отвечает на холод.

– Много лет назад за полку в библиотеке Школы магии завалился свиток, – загадочно начал Стел, стараясь ее заинтриговать вопреки своему намерению не сближаться. – Свиток был еще тех времен, когда степняки только заселяли равнину за Срединным отрогом, сливаясь с северным осколком саримской цивилизации.

– Тогда умели писать? – Рани с любопытством подалась вперед, в ее блестящих глазах мелькнуло отражение Стела.

Горло царапнул холодок. Все же не стоило. Но говорить о любимом деле и видеть, что над тобой не смеются, а с жадностью впитывают каждое слово, приятно. Настолько приятно, что перестаешь заботиться о чувствах и последствиях, а просто вдохновенно говоришь.

– Свиток принадлежал перу сарима, а они умели писать и за тысячу лет до этого, – он со значением поднял палец, будто на уроке напоминал ученикам азы. – Так вот, несмотря на древность, о свитке все позабыли, поскольку это был не научный трактат, не великие тайны магии и даже не травник – на старых листах, покрытых кое-где плесенью, одинокий странник делал путевые заметки. Прежде он был служителем, но, воспитав себе смену, покинул храм и отправился через горный перевал в лес.

– Понеслась лекция… – Рани прищелкнула языком. Стел осекся, но она тут же улыбнулась и мягко спросила: – И эти записки так тебя вдохновили?

Не просто вдохновили – они до того захватили воображение юного Стела, что он выучил наизусть каждое выцветшее слово. Там было много размышлений о жизни и бытовых мелочей, из которых Стел понял, что странник был магом, но это не мешало его искренней вере в Сарима. Он помог Стелу принять в душе магию и нащупать ту грань, за которой кончается угодное Богу созидание и начинается разрушение жизненных связей.

– Думаю, они заменили мне отца, – задумчиво пробормотал Стел и почувствовал пристальный взгляд Рани.

Она стискивала поводья, прижимая к груди кулаки, и щурилась в закатном свете.

– Мы влюбляемся в отблеск великих идей, – пропела она, причудливо растягивая слова, – промелькнувших в случайно открытых глазах.

– Что? – растерянно переспросил Стел.

Если бы с женщинами было так же просто ощущать безопасную грань.

– Ларт любил стихи, – она вытаращила глаза и махнула рукой ему за спину, резко меняя тему: – Смотри, какой закат!

Стел послушно обернулся.

Алая лента змеилась от горизонта, будто вытекала из низкого солнца, оперенного цветистыми клочьями облаков, широкой петлей стягивала степь, проходя у подножия холма, на котором они стояли, и устремлялась в лес. Реки, подобно венам Теплого мира, повторяли основные токи природного тепла. Один из разлома в Каменке обегал степь и сливался с потоком Срединного хребта, образуя Лесную реку, которая далеко на западе впадала в море.

– Там, где Степная и Лесная реки сливаются воедино, отыскали последний приют те, кто даже на запад ушли вместе, – вспомнил Стел слова древней легенды.

– И мы как раз едем туда?

Рани улыбалась, продолжая смотреть на закат. Как бы то ни было, Стел все же показал ей теплый ветер! Она могла быть уже мертва, но вместо этого искренне улыбалась отрытому небу. И неважно, какую цену Стел за это заплатит. Он не предавал Агилу, не обманывал Рани – он просто хотел ей помочь. И он помог ей. И поможет еще.

Есть чувства, которым ни к чему имена.