– Привет, Родж, это Майло. Нужно поговорить с тобой о деле.
– Рабочий день окончен.
– Да я на секунду. Родерик Солтон, помощник юриста, найден рядом со зданием суда…
– Кто? А, этот, – с ленцой протянул Энау. – Суицид. Спрашивается, чего Западному отделу здесь ловить?
– Это может быть связано с одним из моих дел.
– Опять, что ли, суицид? – Энау поперхнулся смехом. – Да там просто эпидемия. Звони сразу в карантин.
– У меня не самоубийство, Родж.
– А у меня – да. Хотя если хочешь погонять мяч в игре, которая закончена, то милости просим.
– Ты что-нибудь можешь рассказать мне о Солтоне?
– Самоубийство. Парняга был мормоном.
– А мормоны что, склонны к суициду?
– Как и все, кто двинут на боге, – сказал Энау. – Все они ждут прекрасной жизни, а она вдруг дает им отсосать, и они разваливаются, как мешок влажного дерьма.
– А что такого не сложилось в жизни Солтона, что он вдруг…
– Повторяю для тех, кто в танке: это было самоубийство. У меня сразу возникла чуйка, возникла и застряла. А я своему чутью верю.
Короткие гудки.
Майло убрал телефон.
– Бедная женщина: иметь дело
«Травить колодец», – подумал я. Фраза из обихода таких, как Билл Бернстайн. Вслух этого лучше не произносить.
Андреа-Ли Солтон жила в престижной части Северного Голливуда, недалеко от озера Толука, где во избежание встреч со своими вестсайдскими коллегами обитали Боб Хоуп, Уильям Холден и другие голливудские знаменитости.
Дом представлял собой консервативную трехэтажку в квартале элитных многоквартирных домов. В нужных местах здесь неусыпно бдели камеры наблюдения, о чем вас предупреждали знаки, специально размещенные на виду. Входная дверь с согласия жильцов запиралась на два замка. При нажатии звонка немедленно зажужжал зуммер.
– Береженого бог бережет, – усмехнулся Майло.
По плюшевому ковролину лестницы, гасящему звук шагов, мы поднялись на второй этаж. Отсечки «A» и ««B, по одной двери с каждой стороны. Андреа-Ли Солтон ждала слева; ее открытая дверь отбрасывала на ковер узкий ромб света.
Рост метр семьдесят, пышнотелая в духе Ренессанса, Андреа стояла в белых джинсах, черном льняном топе и черных мокасинах. Безымянный палец венчало обручальное кольцо с брюликами.
– Хорошее начало, – встретила она наше появление. – Вы хотя бы не он.
Квартира была просторной, с мебелью пятидесятых годов (дорогой и, по всей видимости, оригинальной, включая стул «Имс»[41]
из черной кожи). Кувшин с ледяной водой, приправленной лимоном, стоял на стеклянно-латунном столике в гармоническом ансамбле с кубками, льняными салфетками и тарелкой шоколадного печенья (по виду – домашней выпечки).Андреа стояла перед своим «Имсом» и ждала, пока мы сядем, после чего тоже уселась, скрестив лодыжки. Непосредственно позади нее висела живопись в стиле «вестерн»: ковбои, лошади, каньоны и бизоны. Слева три фотографии в рамках: счастливая пара молодоженов, смотрящих друг другу в глаза, и еще две со скоплениями лиц – белых, смуглых, раскосых и темнокожих.
– Это все родня, моя и Рода, – перехватив мой взгляд, сказала Андреа-Ли Солтон. – На снимке едва уместилась. И да, мы из Церкви Святых Последних Дней – то есть мормоны, – но никакого отношения к смерти Рода это не имеет. А то, что мы якобы со странностями – голимый вздор, как бы к этому ни относился
– Детектив Энау… – начал Майло.
– Предвзятый дуралей.
– Он предположил, что к этому может быть причастна ваша религия?
– Если б только это… При одном лишь произнесении слова «мормон» он всякий раз закатывал глаза. И тут же склабился, показывая, что он хороший парень. К этому мы уже привычны. Недавний бродвейский мюзикл, основанный на нашем высмеивании, собрал немыслимую кассу. Попробуйте проделать что-либо подобное с мусульманами. – Она снова скрестила лодыжки. – Вы заново открываете дело Рода?
– Закрыто оно, собственно, никогда и не было.
– Причина смерти не установлена, а серьезного расследования не проводилось. То есть, по сути, оно было закрыто, а теперь что-то изменилось – так, лейтенант Стёрджис? Всплыло какое-то похожее убийство, которое и привело вас в действие?
Майло, откинувшись на спинку стула, вдумчиво оглядел ее.
– Что, в точку? – Солтон усмехнулась. – Я привыкла все осмысливать, делать выводы. Как-никак, работала биржевым аналитиком, а затем в инвестиционно-банковской сфере, пока не вышла на докторскую диссертацию в университете. В следующем году защита. Тема философская: качественный и количественный анализ неопределенности. А потому как насчет некоторых деталей?
– Не хотелось бы вдаваться в подробности, мэм.
– Но все же. Нашелся какой-то аналогичный случай? Не пытайтесь отрицать. Просто дайте знать, как и чем я могу вам помочь.
Майло покосился на меня.
– Расскажите нам о вашем муже, – попросил я. – Каким он был человеком?