Крушение

– Давай прикинем. Когда, стало быть, я построил это чудо техники? – Он даванул на педаль газа. – Где-то между двумя мировыми войнами. В Скандинавии, под всем этим Северным сиянием, мы используем другую систему календарных вычислений. Календарь не григорианский, не юлианский, а олафианский. Это затрудняет прогнозы, но одновременно смягчает в них жесткость.

– А-а-а…

– Вот тебе и «а-а», – передразнил Бретт. – По-китайски означает «а ну-ка, сёгун, дай мне двойную букву».

Он потянулся к пачке сырных крекеров и аккуратно ее вскрыл.

– Значит, с сыном Зельды вы ни разу не встречались.

– Никогда. Но он в порядке. Я это чувствую прямо вот здесь. – Бретт похрустел пустой пачкой «Орео». – По тому, как крошатся печеньки.

– Зельда когда-нибудь говорила об Овидии?

– Его так звали? – удивился он. – Она называла его просто «мой сын». Что еще должна знать мать? Иногда она плакала. Безутешно. Однажды я сказал, что ей нужно выговориться обо всем, что ее беспокоит, чтоб можно было расслабиться. Зельда сказала, что рассталась с ним, потому что у нее не было денег на его содержание, но она хотела бы его вернуть. Я сказал, что она поступила правильно: зачем обрекать ребенка на голод? Ей от этого, похоже, не полегчало. Но она слушала.

Он долго чесал голову, затем зашуршал пачками и пакетами у себя на коленях.

– Обычно я могу вызывать у людей улучшение самочувствия. В следующем году, пожалуй, стану психиатром. Может, это поспособствует.

Он занялся крекером.

– Зельда когда-нибудь рассказывала о своей матери?

– Матери? Я и не знал, что она у нее была.

– А сестра?

– И сестра.

– Она упоминала кого-нибудь из своей семьи?

– Упоминать она вообще не любила. А вот поплакать – на это была мастерица. Наверное, износилась. Эмоционально. От таких вещей смазки нет.

– Верно сказано. Больше ничего не желаете добавить?

– Мне вот нравится твоя рубашка. Подходит к цвету лица.

– Спасибо.

– Двадцать баксов.

Я потянулся за портмоне.

– Да шучу я, – отмахнулся Бретт. – Денег принять не могу. Пока не сдам экзамен. Вот в следующем году уже буду брать.

* * *

Я отъехал, мысленно принуждая себя успокоиться. При этом было ясно, что услышанные мной сейчас слова надежны не более, чем предвыборные обещания.

Пора пошевелить Эрла Коэна.

– Сумасшедший. Возможный покойник. Кто дальше?

Оказывается, я произнес это вслух. Разговариваю сам с собой. Пока не шевелишь губами и не подносишь ко рту мобильник, чувствуешь себя хоть в мало-мальском порядке.

* * *

На следующем красном светофоре я набрал номер.

– Офис Эрла Коэна, – послышался голос секретарши.

– Доктор Алекс Делавэр. Могу я слышать мистера Коэна?

– Мистер Коэн на встрече. Желаете оставить голосовое сообщение?

– Было бы хорошо. А он… в порядке?

– Простите… А, вы об этом. – Она хохотнула. – В полном.

Записанный голос Коэна, более сильный, чем год назад, произнес:

– Эрл слушает. Говорите.

Я заговорил.

Глава 34

Моя частная линия зазвонила буквально через минуту после того, как я вошел в дом.

Эрл Коэн:

– Надеюсь, вы не нуждаетесь в моих услугах?

– В браке не состою.

– Ваша выгода – моя потеря.

– Хорошо рассуждаете, мистер Коэн. Здраво.

– Намек на то, почему я не умер? Что вам сказать? Вовремя ставьте определенные запчасти. Так что вы там задумали?

– Я ищу информацию кое о каких людях, примерно тридцатилетней давности…

– Тридцатилетней? Ну и дела… Мир тогда писал на глиняных табличках. Вы что, тщитесь дотянуться до Мафусаила? Кто эти пещерные люди?

– Энид и Эврелл Депау.

– Понятно. – Тон Коэна изменился: стал более скрытным. – Никогда не представлял ни одного из них.

– Но вы же их знаете.

– Хотелось бы понять причину вашего интереса.

– Тут в двух словах не объяснишь, – сказал я. – Есть сложные моменты.

– Сложности – предмет моей работы.

– Мы могли бы встретиться? Напитки или ужин за мой счет.

– Я не пью, а в настоящее время не голоден. Вы ведете это расследование для себя или для того здоровяка из полиции, Стёрджиса?

– Это соотносится с работой полиции.

– Кто-нибудь еще замешан?

Странный вопрос.

– Нет, – ответил я.

– Я веду к тому, доктор, что как бы это не обернулось осложнениями для меня самого. Идет официальное расследование, я разговариваю с вами, и вдруг мне начинают звонить представители госслужб…

– Нет, ничего подобного. Стёрджис даже не в курсе, что я вам звоню.

– И у меня со Стёрджисом этого разговора быть не может, потому что…

– Я провожу собственное исследование. Если ничего не проявляется, то втягивать его и смысла нет.

– Вы хотите для начала убедиться, могу ли я что-нибудь предложить? Чтобы он зря не тратил свою энергию? Судя по внешности, в нем ее непочатый край… Хорошо. Помните, где я разговаривал с вами двумя в прошлом году? Я не о своем офисе, а о нашей встрече на свежем воздухе.

– Парк в Доэни и Санта-Монике. В нескольких минутах ходьбы от вашего дома.

– Какая у вас память… А ведь вам за тридцать! Я могу там быть через час с небольшим. Полагаю, наружность у вас не претерпела изменений. В отличие от моей.

* * *