Крушение

– Хрустального шара, доктор, у меня нет. А дедукция – лишь обыкновенная логика. Вы сказали, что она бездомная и влезла к Энид на территорию. Я воспринимаю это как безумие.

Правдоподобно, но в голосе нет никакой убежденности.

«Кто-нибудь еще замешан?»

– Мистер Коэн, у меня ощущение, что я не первый, кто задает вам такие вопросы.

– Почему вы так думаете?

– Вы спрашивали меня, замешан ли здесь кто-то еще, помимо лейтенанта Стёрджиса. И, несмотря на ваше разъяснение, этот вопрос о бреде был существенным концептуальным скачком.

– Вы вели речь о бездомной. А разве они по большей части не подвинуты рассудком, причем серьезным образом?

Я ответил улыбкой.

– И с кем я, по-вашему, разговаривал? – продолжал наседать он.

– Остается лишь догадываться, мистер Коэн. Возможно, с кем-то, кто тоже интересовался «психологическими» вопросами. Это не мог быть психиатр Лу Шерман?

Замерев на ходу, он запнулся и растопырил руки, чтобы не упасть.

Я осмотрительно подхватил его, но он сердито стряхнул с себя мои ладони.

– Бросьте, я в порядке. Это что, игра? Вы знаете ответы, но специально меня зондируете? Так поступают с подозреваемыми копы – и я – при перекрестных допросах. Сдав свой последний экзамен, я однажды сказал: «Всё, больше никаких тестов». Вам понятно?

– Я просто пытаюсь докопаться до истины, мистер Коэн.

Как раз в эти секунды на солнце нашло облако, кинув блики, под которыми крашеные волосы Коэна багряно взблестнули, как будто вся его голова была залита кровью. Но длилось это всего несколько секунд; следующее облако вернуло все на места, и его волосы опять подернулись маскировочным слоем краски.

Я сказал:

– Лу Шерман был бы определенно «за», если б мы с вами поговорили на эту тему. Мы с ним были друзьями и коллегами; именно он и познакомил меня с Зельдой. Это ее имя. Зельда Чейз. Но вы ведь уже об этом знаете, не так ли?

– Пусть доктор Шерман снимет с меня печать конфиденциальности. Тогда можно будет о чем-то разговаривать.

– К сожалению, он умер.

Коэн поежился.

– Запасные части на пользу не всем, – заметил я.

– Это я понял, – колюче бросил Коэн и тронулся дальше. – Если вы играете на моем чувстве вины выжившего, то вам это удается. Когда он умер?

– Чуть больше двух лет назад. А когда вы с ним встречались?

Коэн вздохнул.

– Хороший был человек доктор Шерман. Он производил впечатление психоаналитика, действительно заботящегося о своих пациентах. Нынче такое встретишь нечасто.

Он снова остановился и, едва удержав в резком повороте равновесие, пытливо сузил глаза.

– Вы и в самом деле были коллегами?

– Если хотите, я пришлю вам его карту на Зельду. Там мое имя. Именно через это мне удалось снова с ней встретиться.

– Да нет, я вам верю… Он приходил ко мне года четыре назад. В чем была ваша сопричастность?

– Лу попросил меня провести оценку сына Зельды. Осмотреть и на основе поведения выяснить, в состоянии ли Зельда о нем заботиться. В то время она еще могла это. Сейчас мальчику одиннадцать. Если он еще жив, мистер Коэн. С тех пор как Зельда начала жить на улице, его никто не видел. И я пытаюсь выяснить, в порядке ли он.

– А если окажется, что нет? – спросил Эрл Коэн. – Слышать такое будет малоприятно.

– Уж лучше это, чем безвестность.

– Чудесно. Теперь вы докидываете еще и вину за благополучие ребенка. Вам, безусловно, понятно мое нежелание связываться. Вы уже видели, какой люфт я допускаю в своих этических нормах, но не уверен, что хочу повторения этого. Почему-то мне не все равно, что вы обо мне подумаете.

– Я бы не…

– «Тю-тю-тю», как сказал бы Ленни Брюс[56]. Я с ним, кстати, тоже встречался. Трагичный мальчуган, весь на допинге. Люди уже забывают, каким смешным он был. Н-да, Шерман ушел… Какая жалость.

Со своей собачкой на поводке удалилась оставшаяся красавица-йогиня.

– Давайте снимем груз, – предложил Коэн и направился к фонтану. Здесь он сел ровно на то место, где отдыхал красавицын зад, а я умостился рядом.

– Что ж, – Эрл Коэн хлопнул себя по худым ляжкам, – с уходом Шермана у меня появляется возможность высказаться. Да, он приходил ко мне, потому что уже начал свое собственное исследование и, как и вы, думал, что я могу ему помочь. Почему? Потому что в газетных колонках, посвященных Энид и Эву, упоминалось в том числе и мое имя. Светская хроника – рауты, турниры по теннису, сборы средств на благотворительность. Как я уже сказал, мы состояли в приятельских отношениях. – Он широко улыбнулся. – Не то чтобы мое имя было там единственным, но все остальные, кого искал Шерман, уже откочевали на тот свет. Я ему ответил, что не знаю, чувствовать мне себя польщенным или встревоженным. Он рассмеялся, эдак от души. Он не был похож на других знакомых мне мозгоправов, большинство из которых вели себя так, будто вдоволь не нарезвились в студенческие времена. Ну а вы-то, держу пари, в свои молодые годы дамам спуску не давали.

Я улыбнулся.