Крутой секс

«Москвич» выскочил из темных закоулков и чуть не столкнулся с другой машиной, которой пришлось отчаянно затормозить. После этого «Москвич» с самолетным ревом помчался по ночным улицам ничуть не хуже бандитской иномарки. Там, где асфальт был похуже, в головах у пассажиров булькало от тряски. Правда, профессор Потапов почему-то больше не вспоминал о переходящих дорогу инвалидах. Вместо этого он сказал:

– Послушайте, а чего мы, собственно, испугались? Это же была всего лишь милиция. Она помогла бы нам Катю найти.

– Или подсказала бы высоту Останкинской башни, – насмешливо заметил Филипп Марленович.

– А что мы такое сделали? – продолжал недоумевать профессор. – Разве мы кого-нибудь ограбили? Чужие вещи взяли?

– Не поручусь только, что смогу внятно рассказать о содержимом чемоданчика, – сказал Сева.

– Вот этого чемоданчика, который у меня в руках? – спросил профессор. – А что в нем может быть такое ужасное?

– Надеюсь, что ничего, – сказал Сева.

– А вот мы сейчас посмотрим! – бодро сказал профессор и завозился над замками. – Наверное, там, внутри, какая-нибудь ерунда!

– Осторожней! – предупредил Сева. – Там чужие вещи! Я обещал двум девушкам все сохранить в целости.

– Не беспокойтесь, он все равно не открывается, – сообщил профессор.

– Давайте я попробую, – предложил Костик, но Сева воспротивился:

– Хватит с нас и одного взломщика!

– А может – попробую? – настаивал Костик, протягивая руку и поглаживая чемоданчик.

– Постойте! А куда мы едем? – опомнился профессор.

– Мы спасаемся от сатрапов антинародного режима, – объяснил Филипп Марленович. – Ты сам, Аркадий, мог бы это понять.

– И долго мы будем спасаться в эту сторону? Я бы предпочел поскорее добраться домой, чтобы наконец узнать телефон следователя Зашибца. Нас же ждет Катя!

– Удивительная наивность, – усмехнулся Филипп Марленович. – Искать избавления у одного из церберов машины насилия!

– Ты бы постеснялся, Филипп, так говорить о человеке, которого совсем не знаешь! – укорил профессор. – Это, в конце концов, не политкорректно!

– Терпеть не могу политкорректности, – сказал Филипп Марленович. – Это значит: идиоту надо говорить, что он умница, а косорукому балбесу – что он без пяти минут мастер, а нецивилизованному дикарю – что он подает замечательный пример самобытности. Все это притесняет настоящих умниц и мастеров.

– Вроде тебя, Филипп, – сказал профессор.

– Твой выпад, Аркадий, уже выходит за рамки научной полемики, – едко заметил на это Филипп Марленович.

– Ты же против политкорректности, вот и терпи! – отозвался на это Потапов.

– Потеря чувства политкорректности – опасная вещь, – вмешался Костик, опасаясь дальнейшего развития научной полемики. – Однажды мой друг Кока Рябцев выпивал у себя дома с хорошим знакомым Василием Мишуткиным. В промежутках между сессиями они беседовали о том, о сем, и Кока в том числе похвастался мундиром деда-адмирала, который они тут же примерили. Когда выпивка, в соответствии с фундаментальными законами бытия, закончилась, Кока и Василий решили отправиться в магазин и вышли в том, в чем были: хозяин дома – в кителе с орденами и в домашних тапочках, а хороший знакомый – в адмиральских брюках и фуражке. Поскольку квартира находилась на Тверской, оба не нашли ничего лучше, чем отправиться в Елисеевский гастроном, откуда их, разумеется, очень быстро увезли в милицию. Друзья вели себя миролюбиво и политкорректно, а милиционеры, глядя на них, сильно веселились. Все могло бы обойтись, но когда их ввели в кабинет к начальнику отделения, Кока сделал величественный адмиральский жест и сказал: «Можете не вставать, майор!».

– Так мы будем все-таки спасать Катю или нет? – снова закипятился профессор.

В этот момент под пиджаком у Севы раздался мышиный писк мобильного телефона. Выхватив его из под полы, Сева простонал:

– Это Катя! – и, прижав трубку к уху, закричал: – Катя! Где ты?..

– Не знаю, кажется, где-то в центре, – услышал он. – Я смогла спрятать телефон.

– Ты запомнила дорогу? – снова закричал Сева.

– Надо было считать повороты – сколько налево и сколько направо!.. И остановки на светофорах!

– Извини, Севочка, я такая дура, ничего этого не считала. Но в окно я вижу на соседнем высоком доме вывеску «BMW – символ счастья»…

В этот момент Сева услышал в трубке еще один, незнакомый и грубый, голос:

– Поговорила? Теперь давай трубу сюда.

Послышался яростный Катин крик:

– Вот тебе труба! – и связь прервалась.

Дрожащей рукой Сева еще долго прижимал телефон к уху, восклицая:

– Катя! Ты меня слышишь?..

Но это было всего лишь наивное средневековое упование на чудо.

В конце концов Сева опомнился и обвел спутников полубезумным взглядом. Те, в свою очередь (включая державшего руль Филиппа Марленовича), смотрели на него. «Москвич» медленно катился по незнакомой улице.

Через некоторое время Костик сформулировал терзавший всех вопрос:

– Ну?

– Она попыталась сказать, куда ее увезли, но у нее отняли телефон! – сказал Сева.

Профессор вскрикнул и закрыл лицо ладонями.