Акукагава – и из экзотического японского писателя получался, понимаете ли, какой-то шут гороховый… М-да, кругозором Филипп не всегда блистал… Но все же, какие ужасные люди отняли его у нас! И это – в стране, которая первой полетела в космос! Какая быстрая деградация! Я просто раздавлен… Впрочем, это пустяк по сравнению с гибелью Атлантиды. Гомер сказал бы: совершилася Зевсова воля.
– Послушайте, – сказал Сева, которому начали надоедать излияния профессора. – Может все-таки продолжим поиски Кати? Или вы забыли, по какой причине мы здесь оказались?
– Правильно! – воскликнул профессор. – Извините меня, Всеволод, за эту минуту непростительной слабости.
Он вскочил на ноги и зашагал по крыше, словно лунатик.
– Где же эта вывеска, которая указывала нам путь?
Увы! Нужной вывески не было видно. Слева сияло:
«Моментально переведем ваши деньги!», справа:
«Ингосстрах платит всегда!»
– Только у нас может быть нечто подобное, – заметил профессор, указывая на вторую надпись. – После этого можно не удивляться, если увидишь где-нибудь рекламу вроде: «В нашем ресторане моют тарелки!».
Они дошли до края крыши и остановились.
– Куда делся былой московский простор? – патетически воскликнул профессор, обозревая безбрежную картину крыш и стен. – М-да, простор имперских площадей закончился вместе с империей! Наши внуки будут думать, что газон – это такой зеленый пластмассовый коврик возле ресторана, о который вытирают ноги. А слово «сквер» войдет в исторические словари. Не город, а сплошная недвижимость. Зачем, скажите, нужны все эти шикарные небоскребы? Мне больше по нраву зеленые уютные площади.
– Вы что, газет не читаете? – спросил Сева. – Городские начальники говорят, что Москва должна стать городом богатых.
– Позвольте, а как же я? Я здесь всю жизнь живу. Это же мой город!
– Значит, проморгали вы свой город.
– По-вашему, скажем, и Петровско-Разумовский парк снесут? – спросил профессор, хватаясь за сердце.
– Конечно, – сказал Сева, пожав плечами. – А вы думали: Москва станет Парижем или Берлином? Откуда такая самонадеянность? А почему не Каракасом? Потом Каракас снесут – и, может быть, построят Нью-Йорк, а вашей Москвы уже больше нет. успокойтесь.
– Каракас, Каракас!.. – горько прошептал профессор.
– Ладно, Аркадий Марксович, я пошутил, – на всякий случай сказал Сева.
Профессор вдруг схватил Севу за руку.
– Что с вами? Вам плохо? – всполошился Сева.
– Нет-нет, но мне показалось… вон там… Нет, не может быть!
– Да в чем дело, объясните!
– Только вы не смейтесь, Всеволод. Там кто-то был. Вроде как человек, но у него был хвост!
– Профессор!
– Да-да! Я же говорил, что вы не поверите!
– Почему же, Аркадий Марксович! – насмешливо сказал Сева, желая его подразнить. – Разве вы не знакомы с теорией Дарвина? В школе не учились? А еще профессор! Видимо, какие-то существа нашли более экономный способ передвижения в условиях мегаполиса двадцать первого века и отрастили себе нужные конечности.
– Я знаком с теорией господина Дарвина, но жизнь показывает, что любая эволюция имеет свои границы. Почему-то не все рыбы смогли вылезти на сушу и почему-то нельзя вырастить пшеничные зерна величиной с грецкий орех. Все теории объясняют наш мир лишь частично. И даже (профессор придвинулся к Севе и возбужденно задышал) даже теория существования бога, как ни смешно… или как ни страшно, не в состоянии все объяснить!..
В этот момент Сева и сам увидел из-за плеча профессора, как из-за торчащего на крыше непонятного строения что-то промелькнуло. Что-то похожее на человека, но не совсем человеческое и нечеловечески проворное. Севу даже потянуло перекреститься на купол храма, который поблескивал в свете реклам, возвышаясь над крышами как спасательный буй.
– Что? – всполошился профессор. – И вы тоже увидели?
– М… мне кажется, мы с вами не на московской крыше, а в какой-то компьютерной игре типа «Чувак с волшебным кувшином», где все время приходится держать ухо востро. Давайте скорее двигать отсюда!
– Давайте, – согласился профессор.
Они засеменили вдоль края крыши, высматривая… сами не понимая, что высматривая – какой-нибудь волшебный путь к спасению. Сева благоразумно держался подальше от бездны. Профессор Потапов, более искушенный в путешествиях по подобным местам, пренебрег осторожностью. Сева услышал птичий крик и увидел, как профессор замахал руками, собираясь свалиться с крыши. Сева ухватился за неразумного ученого. Тот продолжал размахивать руками, а потом согнулся и стал медленно падать. Удержать было невозможно, отпустить было нельзя. Сева обернулся, ища помощи. И тут увидел: почти распластавшись над крышей, к ним стремительно приближалось то самое нечеловечески проворное существо. Сева пронзительно закричал, чувствуя, как проваливается куда-то, откуда нет возврата. Сердце его перевернулось и встало поперек дыхания. Через секунду он увидел, как навстречу ему несется балкон. Последнее, что он успел сделать, это зажмуриться и подумать:
«Вот, оказывается, как погибают!»
27а