– Пошли вы все с этим чемоданчиком! – все тем же непонятным голосом сказал Костик, явно собираясь отключиться.
– Постой, Костик! Мне сейчас звонил один бандит. Кажется, он тебя знает. Он меняет Катю на чемоданчик!.. – торопливо стал объяснять Сева.
– Пошел ты со своей ерундой! – прошипел Костик. – Мне бы сейчас твои заботы!.. А вообще-то… С чего ты взял, что он меня знает?
– Он о тебе сказал: «ага, этот фуфл огон».
– Да пошел он! – сказал Костик.
– Костик, ты должен… ты просто обязан помочь мне вернуть Катю!
Трубка помолчала, потом Костик буркнул – не исключено, просто чтобы Сева отвязался:
– Ну, ладно, давай мне его телефон.
– Спасибо! – обрадовался Сева. – Я тебе сейчас брошу номер. Позвони ему и договорись насчет Кати! Отдай ему дурацкий чемодан… Не понимаю, зачем ему какое-то барахло двух каких-то девиц!..
Послав Костику Катин телефон, окрыленный надеждой Сева побежал обратно в приемную.
Профессор Потапов с каменным лицом неподвижно сидел на диване, но когда Сева приземлился рядом, шепотом сообщил:
– Я уже весь вспотел! Что вы так долго?
– Оказывается, вчера мы держали Катю в руках! В самом прямом смысле! – шепнул в ответ Сева. – Но кажется, все устроится.
– Что вы имеете в виду? – не понял профессор.
– Тот серебристый чемоданчик… – начал было Сева, но тут на столе у секретарши курлыкнул телефон, она сняла трубку, выслушала и сказала Чикильдееву и Потапову:
– Николай Николаевич ждет вас. Проходите.
Сева и профессор вошли в просторный кабинет с традиционным набором казенной мебели. Из-за большого сияющего лаком стола на вошедших приветливо смотрел очень милый, красиво постриженный человек. Сразу было ясно, что квартира у него такая, какой должна быть квартира; дача – какой должна быть дача; любовница – какой должна быть любовница – и так далее.
– Здравствуйте, – сказал замминистра. – Прошу, садитесь.
Он показал на места напротив себя за еще одним лаковым перпендикуляром. Сам он в этот момент говорил по телефону:
– …Напишите следующее: «Оценить вашу работу не представляется возможным, ввиду ее отсутствия. Вместе с тем, все говорит о высоком интеллектуальном потенциале и широких возможностях…».
Сева и профессор сели. Замминистра положил трубку и телегенично улыбнулся. Издалека было видно, что он вдобавок ко всему еще и народолюбив.
– Извините, государственные дела. Слушаю вас.
Зубы у него были очень красивые. Наверняка искусственные, в нашей стране таких красивых натуральных зубов не бывает.
– Слушаю вас, – повторил улыбчивый Гуманицкий.
Помня наставления Зашибца, Сева достал фотографию и молча передал ее хозяину кабинета. Тот некоторое время разглядывал фото, потом, как и предвидел Роман Степанович, спросил:
– А номер вы записали?
– Чего его записывать! – сказал Сева развязным тоном. – Он наверняка фальшивый.
– Почему вы так думаете? – поинтересовался Гуманицкий.
Сева стал вспоминать, что он должен сказать дальше, но тут на столе у замминистра зазвонил телефон. Николай Николаевич снял трубку, послушал и сказал:
– Упираются? Так объясните им: авторитетная комиссия выяснила, что дом в аварийном состоянии, ремонт нужен. Подумаешь, палаты темнозеленого века! Какие могут у нас быть причины авторитетной комиссии не верить? Скажите им: мы хорошего спонсора найдем, а вы пока в другое место переедете. И вообще, пора это дело притушить. А то мировая общественность недовольна, что у нас криминал рвется во власть. Якобы, конечно.
Гуманицкий опустил трубку на аппарат и светло посмотрел на Севу.
– Так на чем мы остановились?
– М-м… – замялся Сева, но вроде бы вспомнил, какие слова он должен говорить дальше:
– Может, вам еще чем-нибудь помочь? Мы много чего умеем.
– Спасибо, – сказал хозяин кабинета. – Вполне допускаю, что вы искусны в рисовании лошадей…
– Страусов, – поправил профессор.
– Почему – страусов? – поднял брови замминистра.
– Не обращайте внимания, – вмешался Сева. – Просто мой друг с детства тащится от страусов.
– Понятно, – сказал несколько озадаченный замминистра. – Впрочем, если бы вы могли помочь мне найти один такой… (он показал руками) чемоданчик… Вы что-то хотели сказать? – спросил он у профессора.
– Я?.. – переспросил Потапов каким-то блеющим голосом. – Да нет… Вроде ничего…
– И что… это за чемоданчик? – спросил Сева, чувствуя, как пересохло в горле во второй раз за последние полчаса.
Лицо у Гуманицкого стало еще более приветливым, чем было до сих пор. Он повертел в руках карандаш.
– Ничего особенного. Он поможет кое-что выяснить. Но дело опасное. Как любые поиски истины.
Профессор тут же оживился и заметил:
– Сократ сказал, что истина стоит жизни.
– Какая прекрасная мысль! – поддержал замминистра. – Но вы точно уверены, что это не Аристотель сказал?
Севе почудилась в голосе их собеседника насмешка над Потаповской эрудицией, но профессор тут же горячо и чистосердечно откликнулся:
– Нет-нет, Аристотель рассуждал о вещах более приземленных! Например, о природе власти. Помните, у него о чередовании трех систем – аристократии, демократии и монархии… Кстати, не исключено, что какая-то из этих форм может выродиться и будет заменена другой.