Кружение над бездной

«В сущности, Герберт Адлер в своей книге делает то же самое, что и Виктор Пелевин — писатель, без которого нельзя представить русскую литературу на рубеже двух веков. Пелевин в своем творчестве не просто причудливо перемешал западную и восточную философию, но и перепацанил ее (словцо из его недавнего романа «Empire V») на язык, понятный не обремененным знаниями широким люмпен–интеллигентским массам, которые воспринимают наркотически–алкогольные экзерсисы культового писателя почти как религиозные откровения. Адлер же переводит опыт, приобретенный человечеством за тысячи лет, на другой язык — язык наших душ. Вот почему этот роман, написанный, в общем–то, для всех, так любят женщины. Постоянная адлеровская самоирония, отсутствие снобизма и отношение к собственным писаниям как к чему–то не слишком значительному вызывают у многочисленных поклонников его книг искреннюю симпатию».

Теперь мне осталось традиционное ничегонеделание. Отправил скромненький алимент Лиле с Центрального телеграфа. К вечеру погода испортилась. Прятался от снегопада в Храме Христа Спасителя, где оказался впервые. Странно, но изнутри он мне показался меньше, чем снаружи. На входе запищала рамка, пришлось сдать электрошокер.

У меня тоже внутри словно сработал микровыключатель и зазвучал голос: «Прыгни с моста».

«Ага, сейчас, разбежался. Всему свое время. К тому же внизу лед, хоть и тонкий пока, но больно можно ушибиться».

Вот такой я человек, падкий ассенизировать по любому поводу.

Помню, в последний день на работе землячка Лена была в глубокой депрессии, вызванной вчерашней алкогольной интоксикацией. Без косметики. Попросил у ее соседки авторучку. «Ну вот, лишаешь меня последней ручки». Лена: «Скажи спасибо, что не чести». Я: «Как раз хотел это сказать, но поостерегся». Лена: «И правильно. Мне–то можно, я блондинка». Огромное отличие от провинциального жлобства и высокомерия. Дистанции между начальником и подчиненными почти нет. А может, мне просто повезло с коллективом. Все ребята и девчонки нормальные, веселые, ненапряжные.

В тот же день к нам в офис заявилась девушка–курьер, имеющая отдаленное сходство с Ветой, — рослая, пышущая здоровьем и молодостью и, что называется, спортивная. «На лесбиянку похожа», — сказала Лена, едва за той закрылась дверь. «Симпатичная», — сказал я. Как, однако, изменились мои вкусы. А ведь до знакомства с Ветой я полагал, что женственность не менее важна, чем красота как таковая. Более того, мне казалось, что женственность — важнейшая ее составляющая. Не сведи я Вету с Адлером, я до сих пор работал бы литагентом у этого обаятельного бездаря, пошляка и невежды. Сейчас бы не дул себе в ус, а дул бы дорогое пиво. Но я ни о чем не жалею. Кстати, трогательно влюбленной в Вету подружке в женственности никак не откажешь.

Вместо прозака уже несколько дней утром и вечером пью флуоксетин, что, в сущности, одно и то же, отличается только цена. Прозак — патентованное название флуоксетина, подобно тому как аспирин — зарегистрированное название ацетилсалициловой кислоты.

Вспоминается мне что–то в последнее время телекомпания, в которой работал журналистом, несмотря на мое колбасное образование. Какие были люди! Глыбины, мастодонты! О журналистике они имели лишь отдаленные представления, русского языка не знали и не любили, зато были убеждены в собственном профессионализме и звездности. Главный редактор, писавший «асфальт» через «в», запивал, бывало, на неделю, а то и больше. С раннего утра он похмелялся джин–тоником и нередко к полудню уже не вязал лыка, клал ноги на стол и закуривал мерзейшую сигарету «LD». Не забуду, как поутру мы с ним, оба с сильного похмелья, уступая друг другу дорогу, столкнулись головами в дверях туалета. Жаль, нас никто не видел. Корреспондент Митя, спьяну дважды терявший микрофоны на съемках. Тот считал себя знатоком культуры во всех ее проявлениях и узурпировал все сюжеты на эту тематику. Ну а я частенько делал репортажи о спорте. Давно дело было…

Напоследок я притащил на работу в контору «Рога и Копыта» две бутылки вина (красного и белого) и коробку конфет. Сидели впятером. Я почти не пил. Если так пойдет дальше, то, неровен час, за моей спиной развернутся сизые крылья, а вокруг головы засветится ореол. Таня, оказывается, работала в цирке.

Жаль, что маргиналам не платят зарплату за их маргинальство. Я бы стал штатным сотрудником…

Пьяный кореш вчера привязался с предложением покурить коноплю. Ну покурили. Наверное, мало, потому что я ни черта не почувствовал. Вета курит в Барселоне гашиш, а я по–простецки коноплю.

Устроился на диване и стал читать перед сном. Поймал себя на мысли, что невольно оцениваю текст с профессиональной точки зрения.

«Было уже совсем темно, только вечернее небо еще чуть пропускало свет. Блестел мазут на шпалах, светились гладкие рельсы».