Кружевные закаты

Она поднялась и отодвинула занавеску на окне, с выжидающим напряженным и готовым к прыжку видом разглядывая почтенных дам, гуляющих в саду под руку с вытянутыми кавалерами. «Срывают цветочки с клумбы… Какая безвкусица», – Янину неожиданно начало мутить. Неужели так и будет дальше продолжаться – существование по инерции, без того ослепляющего чувства жизни, как в отрочестве, когда для ощущения себя достаточно было просто бежать навстречу неповторимому весеннему ветру. Как усложнилось с тех пор бытие… Для того чтобы иметь элементарную возможность выжить, причем выжить достойно, зачастую приходится совершать поступки, к которым не лежит душа, которые в сущности своей вовсе противоречат когда-то заданным установкам… И почему ей так сложно быть похожей на остальных, смеяться там внизу с разморенными вином гостями их дурацким шуточкам и быть довольной свершившемуся сегодня факту?! Что с ними со всеми такое?!

Она повернулась обратно и задела огромный комод с множеством лакированных ящиков. Ножницы в форме журавля свалились с него на розовощекий паркет, и Янине со вздохом пришлось нагнуться за ними. Очередное поедание себя изнутри прервал скрип на лестнице. Вошедший Денис застал жену с растрепавшейся прической и испуганно – скомпрометированным видом человека, которого прервали во время увлекательного запретного разговора. Федотов же был ошеломлен происходящим. Выпитая брага, вкусная еда и сочетание всех физических благ с предвкушением блага нравственного делали с ним свое растлевающее дело. Его пьянило присутствие женщины, о которой он так давно мечтал, но не решался завладеть ей, и помог лишь случай. Он не подозревал, что ее думы могут как-то отличаться от его в эту ароматную летнюю ночь с устало-счастливым ощущением на раскрытой потемневшему теплу кожей, ночными мотыльками, бестолково галдящими возле разжигаемых слугами фонарей и безмерным блестящим своей теменью небом с серебряной россыпью звезд.

– Милая… Тебя ждут.

– Иду, мой хороший.

«Чего стоит этот?» – подумала Янина, путаясь в складках чересчур пышного атласного платья с обилием кружев и оборок. По мере спускания вниз и цепляния на себя учтиво – заинтересованной улыбки она мечтала только, чтобы побыстрее все эти люди освободили помещение. Денис, шагая сзади со счастливым видом и не выглядя даже увальнем, ни за что не цепляясь и не краснея оттого, что сказал несуразность и теперь все смеются, исхитрился коснулся щекой ее затылка. Янина благодарно улыбнулась.

Выражение недоуменного и слегка ироничного презрения не слезало с Николая весь вечер. Янина подумала, что раньше, когда он был общительнее и улыбчивее, он не выглядел таким жалким. Теперь же он будто сосредотачивался на своей ненависти. Так же госпожа Федотова подумала, что раньше Дмитрий, эта пустышка Дмитрий, плюя на всех и вся, выглядел респектабельнее и раскрепощеннее, будто приподнимался над Николаем, хотя тот, стоит признать, был много выше его. Теперь же Николай смотрелся увереннее и злее, и Янину зацепило его безразличие к Дмитрию, превосходство самца, строящего гнездо и будущую жизнь для своего продолжения, запрятанного глубоко в его жене. Он искалечил человека… без последующих мук совести. Вот чего она всегда хотела от него – выпячивание его силы, которую уже невозможно оспорить, потому что ей уже дышали его глаза. Если бы Янина не старалась так явно и грубо очернить его, она непременно бы восхитилась. Но она не собиралась делать больно Денису и перевела взгляд. Что проку теперь? Пустое, бесы…

Раздробленный смех Анны резал Янине уши. Она не верила, что Литвиновы, столь блестящие и самоуверенные сегодня для посторонних, стали вдруг счастливой четой. Тем отвратительнее была эта игра. Тут Янина поймала себя на мысли, что слишком едка, что не дает им даже шанса…

– До чего люди любят обобщать! – вскипела Анна в ответ на чьи-то слова, которые Янина не расслышала. – Исходя из своего лишь видения и опыта, считая при этом собственные высказывания непреложной истиной. Несчастных в наше время не стало больше. Просто мы получили возможность слышать об этом от особенно словоохотливых. А они благодаря просвещению осознали его и решили поделиться всему свету по секрету.

Анна, сосредоточенно-выжидательная, начала порицать несчастных женщин, виня их в лени и безынициативности, хотя сама была одной из них. Подсознательный дискомфорт не давал ей покоя, сжигая изнутри и требуя высказаться, чтобы доказать себе и остальным, что с ней все хорошо. Горчичного цвета глаза Янины скользили по ней и хмурились. Она чувствовала себя единственным зрячим человеком в сборище, и сознание этого отнюдь не приносило радости.