Кружевные закаты

Коснулась она в настигшем разговоре, почти полностью переросшем в монолог, состояния своих дел, денежных и светских; бегло обругала тех, кто считал Дмитрия балбесом и бездельником; потревожилась за судьбу среднего своего мальчика, служившего нынче на Кавказе; покручинилась за младшего, недавно почившего после провала в ледяную прорубь в разгар зимы; потосковала о муже, нашедшем вечный покой много лет назад на дуэли, защищающей не ее честь; посоветовала Анне почитать Лермонтова: «Тот еще бунтарь, а каков поэт! Сказка»; плавно перешла на политику, но, рассудив, что собравшаяся публика еще слишком молода, чтобы что-то в ней смыслить, смягчилась и испытала прилив тепла к высоко поднятой груди, венчаемой первоклассным жемчугом. Обычно после чаепития ее размаривало, и эта стареющая женщина с невянущими претензиями уходила в свою часть дома, давая понять, что пчела-матка нуждается в заслуженном отдыхе.

Дмитрий не слушал привычные разглагольствования матери, щедро сдобренные бахвальством, спесью и обыкновенным отрицанием возможности, что прав кто-то кроме нее. Его не раздражала категоричность матери, но бесила ее мысль о себе как о законодательнице образа дум всех, кто оказывался в поле ее влияния. Он вовсю рассматривал Анну, пытаясь по мере возможности не выглядеть сладострастно. Воображение его занялось изучением ее шеи и декольте, не настолько, как у английских гувернанток, закрытого.

Не прерывая увлеченной беседы, Ефросинья Петровна решала, что следует придумать, чтобы уйти. Нехорошо так скоро выпроваживать девчонку, тем более она, по всей видимости, сама не желает уходить.

– Маман, – пришел ей на выручку дорогой сынок, – я хотел бы показать кузине свой старинный том Ломоносова.

– Конечно, ступайте, дети, – протянула обрадованная хозяйка, в тайне досадуя на то, что они будут веселиться, а ей, одиноко прикорнувшей на софе, остается только дремать. О соблюдении приличий и заботе о племяннице ее разум не заботился.

С улыбкой хищника, как показалось дворецкому, как облупленных знавшему семейство, Дмитрий провел Анну в библиотеку. Обернувшись к нему, закрывающему за ней дверь, кузина наткнулась на его сверкающие круглые глаза, будто бы выжидающие манны небесной.

– Какая прелесть, – предсказуемо восхитилась девушка, прощупывая кожаный корешок ветхой книги.

– Не меньшая прелесть, чем вы, дорогая! – воскликнул Дмитрий.

Кому-то это восклицание показалось бы излишне театральным, а Анна попросту напугалась, не оставив в глубине своего мозга место на несколько чувств разом.

– Кузен, – проронила она со смущенно – отрицающей улыбкой, клоня голову на бок. В тот миг, не разбираясь в своих чувствах, она ощущала лишь смущение.

– Полагаю, такому изысканному цветку не подобает распускаться в одиночестве, – продолжал он, словно пьянея от собственного красноречия, отрываясь от приличий. Как это было сладко! Нарушать, бунтовать, бить бьющую ключом жизнь, дарить ей то же!

К немому изумлению Анны он вплотную подошел к ней, и, улыбаясь, легонько взялся ладонями за ее талию и принялся трогать губами ее шею, спускаясь все ниже.

Анна была подавлена, уничтожена, растоптана. Резко к палитре этих переживания добавился непередаваемый страх. Сознание того, что она сама обрекла себя на это, пришло позднее и послужило поводом к горькому раскаянию и самобичеванию. Лишь когда его губы начали навязчиво стучаться в ее закрытую грудь, она вышла из ступора и начала вырываться.

– Кузен, да как вы можете! – что есть силы закричала Анна, когда Дмитрий попытался удержать ее за запястье.

Вскрик этот словно отрезвил его, он помрачнел и опустил глаза.

– Девочка моя, – начал он с придыханием, словно вернуться в себя было сложной задачей.

Сквозь исступление она все же обратила внимание, насколько он взволнован.

– Что… что мешает вам поддаться искушению? Разве я противен вам?

– Кузен, вы говорите вопиющие вещи! – вновь поддавшись захлестнувшему ее негодованию и нежеланию принимать действительность, разразилась Стасова. Пораженная до глубины души, она даже не находила сил не смотреть на него.

– Все, что вам говорит общество… – попытался сгладить Дмитрий, понимая, что поспешил, и удивляясь, как перепрыгнул через обязательные взгляды, случайные прикосновения, жесты, комплименты и душещипательные истории.

Но она, не желая слушать и проникаться разлагающими идеями отдельных безумцев, буйно замотала головой.

– Как вы можете так не уважать меня? – закричала она. – Если я из бедной семьи, это не значит…

– Еще как уважаю, вас, кузина… Но послушайте!

– Выпустите меня отсюда!

Не дожидаясь, пока она резко дернет на себя дверь, Дмитрий с уныло – сосредоточенным и даже яростным лицом отпер ее и выпустил пленницу на свободу.