Кружевные закаты

На это Анна ничего не ответила, и самочувствие ее с того дня стало совсем печальным. Интуитивно она чувствовала, хоть и отказывалась верить, что ничего хорошего и впрямь не стоит ждать от Мартынова, а поступок этот таит в себе гораздо более низменную цель, чем помощь заблудшему Александру. Отчаяние оттого, что ее некому защитить, разбавлялось не только тихой злобой на отца, но и чувством неизбежности зла.

8

Время шло. Сестры жили как прежде, рукодельничая и пытаясь заработать на этом, ведя хозяйство и изредка видя своих покровителей. Дмитрий держался в отношении Анны самого возвышенного вежливого тона, так что последняя перестала даже беспокоиться, приписав тот всплеск в библиотеке некоему размазано обрисованному в ее воображении помутнению. Александр Васильевич вовсю занимался делами имения, хотя ни разу не удосужился даже съездить туда. С того самого разговора дочери не видели его выпившим, так что даже Янина начала успокаиваться и сменила саркастический тон по отношению к нему на нечто более дружелюбное. В семье воцарилось относительное спокойствие и даже подобие благополучия.

Когда пришел срок отдавать долг, а случилось это через полгода после объяснения в таверне, Стасов огорошил дочерей приглашением погостить у Мартыновых. Сам он надеялся, что на время удастся выбить отсрочку выплаты денег.

– Неплохой все-таки домик, – отдала должное постройке Янина, разворачивая свои порядком измявшиеся за время дороги туалеты.

– Умеют люди жить, – согласилась Анна, печально смотря из окна на мостовую.

В обед они, отдохнувшие с дороги и разбуженные по случаю трапезы горничной, спустились в столовую, огромную роскошную столовую, которую Ефросинья Петровна, вздыхая, нарекла «необходимостью». У стола кроме хозяйки дома, ее сына и Стасова сидел еще один человек. Спускаясь, сестры могли оценить темное мерцание свечей, мягко отдающееся в глазах, изящную одежду собравшихся и изучающе – одобряющие взгляды мужчин.

Стасов вальяжно, быстро вспомнив былые свои замашки, распростерся в кресле и потребовал принести себе вина.

У нового приобретения Дмитрия Мартынова было насыщенное выразительное лицо, пухлый рот, словно сигнализирующий о закрытости его владельца, аккуратно подстриженные короткие волосы и впечатляющие брови, оттеняющие вполне правильный высокородный нос. Все эти броские черты, как ни странно, нисколько не предавали их владельцу суровости. Скорее, на первый взгляд он производил впечатление довольного собой и другими молодого и весьма привлекательного господина. Любительниц покуролесить это притягивало, и у Николая Литвинова не было недостатка в женщинах. Впрочем, это не являлось главной целью его жизни, хотя он и не пренебрегал привилегией быть выбранным.

Николай Артемьевич Литвинов, приверженец старинного рода и не менее старинных традиций, считался и был в высшей степени человеком положительным. Посему все находили странным, что он похаживает в дом к беспринципному повесе Мартынову. Не вдаваясь в их значение друг для друга, приближенные обоих решили, что Дмитрий имеет влияние на Николеньку. Впрочем, это даже по-своему мило, ведь сильный неизменно подчиняет слабого. Но Литвинов посмеивался над подобными умозаключениями. Он не считал значимым обращать внимание на что-то поверхностное.

Николай, после окончания университета всерьез ставший перед решением – служить государству или собственному имению, выбрал второе и с рвением обустраивал пошатнувшееся после смерти отца хозяйство. Пока старик болел, управляющие расшатали его дела, и сыну пришлось с головой уйти в работу. За короткое время он, правда, добился существенных результатов. Теперь он мог слегка отдохнуть ото всего, вновь сойтись с людьми… Что он и предпринял, избрав Дмитрия своим проводником к приятным знакомствам. Как ни странно, с первого своего визита к нему он понял, что не прогадал.

Янина не без интереса воззрилась на Дмитрия, которого знала весьма поверхностно и никогда не считала ни приятным собеседником, ни красавцем. Для нее привлекательными считались лишь люди, с которыми приятно было говорить, а не только плести глупости и пустые фразы. Но теперь, при приглушенном свете люстр и камина, в теплой обстановке, он показался ей симпатичнее, чем виделся всегда. Без сомнения, он хорош… Как здорово жить в ладу с собственной наружностью! Кошачья гибкость, приличный рост, густая чуть тронутая завитками шевелюра, в которой побывали пальчики не одной девицы.