Кружевные закаты

Янина отдалилась от собеседников, не участвуя в развязавшейся беседе, касающейся быта сестер. Анне пришлось немало постараться, дабы сгладить острые углы, щедро источаемые главой дома. Янина же поддалась внезапному порыву и принялась размышлять о предназначении красоты. Отчего рождаются совершенные внешне люди? От большой любви или по обманывающей случайности? И влияет их телесное совершенство на душу? Или душа должна оказывать воздействие на оболочку? И может ли быть притягательный внешне человек черен внутри? И почему настолько красивые женщины бывают не только пусты внутри, но и бессодержательны даже во взгляде, что читают далеко не все? Только подлинный огонь внутри зрачков может разжечь ответ, поклонение.

– Уж коли речь заходит о влечении с первого взгляда, подразумевают, быть может, сами того не понимая, именно душевное равноденствие, – донесся до нее чей-то низкий тягучий голос.

Что же, неужели сопровождающие ее в этот вечер тоже завели речь об этом хрупком и самом загадочно – притягивающем событии? Как в тумане, доносилась до Янины речь собеседников, или, вернее…

– Ах ты, чертов идеалист! Можешь же натрепать языком до того, что диву дашься!

Это эмоциональное высказывание вывело, ее, наконец, из оцепенения собственным разумом. Дмитрий, выдавший последнюю фразу, усмехнулся, потрепал друга по плечу и благополучно забыл, о чем тот гудел.

– Человек все должен познать! – не унимался Николай. – Чем больше испытал, тем больше эмоций развилось. А духовная развитость едва ли сослужит кому-то дурную службу.

– В этом я осмелюсь поспорить с вами, – подала голос Янина, впервые встретившись взглядом с незнакомым персонажем. – Красота зарождается внутри от приятия красоты мира и самостоятельного самосовершенствования. Но бывает красота врожденная, которая становится смыслом для обладающего ей человека, тормозит его умственное развитие, поскольку ничего более ему не кажется необходимым… Разные виды красоты существуют, уж это мое личное наблюдение. И мне несравнимо ближе именно внутренняя красота, которая сквозит в глазах, как бы избито это не звучало. К несчастью, сентиментальные молодые люди превратили эту истину в нечто отталкивающее и вызывающее смешки.

– Красота – растяжимое понятие. И когда говорят о красоте как о способе полюбить, имеют ввиду, должно быть, состояние внутри, подлинную прелесть души… Она отражается на теле, но не так, как представляется большинству, обожающему поверхностные суждения, – отозвался Литвинов в некой задумчивости.

Янина удовлетворенно и обескураженно улыбнулась. На этом многообещающая беседа смолкла, ибо Дмитрий пригласил за рояль бездельничавшего до того момента музыканта, и, двигаясь в такт начавшейся мелодии, плавно приблизился к Анне и подал ей руку. Янина, и так выплеснувшая больше сокровенных мыслей, чем хотела, умолкла, боясь, что Николай продолжит развивать идеи и сторонясь его. Ей хотелось покоя, а не напряжения в разговоре с новым непонятным человеком, которого нужно было прощупывать, понимать, что он представляет из себя, составлять суждение, после разочаровываться…

Приблизившись к Дмитрию, Анна почему-то почувствовала успокоение, хотя по-прежнему робела перед олицетворением, как ей казалось, всех мужчин, которых она знала очень мало. От него пахло мятой и немного дорогими сигарами. Отец курил такие когда-то… Запах из детства окутал ее размягченную теплотой и сытостью душу. Дмитрий, напротив, чувствовал небывалое волнение, убедившись воочию, что близко она так же волнующа, как поодаль, и прикосновения к ее талии, ее теплый едва уловимый запах, лишь усиливали его мужское смятение. Он не получил от танца обычного удовлетворения и подумал вдруг, что с водворением Анны в его жизни уменьшился приток радости и вкушения. Это нужно было решить, и решить немедленно!

Пока двое кружились, растворяясь в водовороте друг друга, на пару с интересом и одобрением поглядывал Николай. В некоторой мере его привлекло то, как держит Анну его друг. Дмитрий еще никогда не жаждал ее так, ведь именно сейчас он вплотную приблизился к тому, что она вполне могла стать его. Пленницей, заложницей – не имело значения, важен был только факт. Это было так естественно и страшно – безмолвное обстоятельство превосходства его физической силы над ней установилось почти сразу, без каких-либо препятствий.

«Проницательность – это не столько показатель ума, сколько, скорее, того, что ты твердо стоишь на ногах в вихре сотен мнений окружающих», – думал Николай Литвинов, догадываясь, что под сенью этого дома назревает любовная история и не представляя еще, что она коренным образом потопчет и его жизнь в том числе.