Кружевные закаты

Янина ненароком заметила, что Николай направил насмешливый, но нисколько ни злой взгляд на танцующих. Насмешливый, скорее, от бушевавшей в нем энергии, чем от неприязни. Но скоро интонация его лица сменилась на нечто более глубокомысленное. Он подрыгивал ногой как-то резко и иронично, сдвигая брови от недоумения и хорошего расположения духа. Янина не могла удержаться от улыбки поощряюще-снисходительной, которой обычно одаривают детей.

Лениво – энергичные разливы вальса сотрясли уши Анны, темная музыка клочьями осыпалась на нее. Прокружившись с Дмитрием и прямо-таки физически испытывая на себе то, как он пожирал ее, она ощутила разбитость. Неприкаянно она протиснулась к стене и заняла там скромный стул. Одинокая, ранимая, нежная… Такой видел ее Николай, невольно не сводящий с нее взгляд до сих пор. Да. Такая девушка вполне могла вскружить голову его другу. Быть может, с ней он остепенится… Эта его блажь с похождениями скоро устаканится.

Никто не заметил, что Николай задумался об Анне, ибо Литвинов не входил в число натур, подлежащих быстрой разгадке и выражающих на лице всю палитру чувств, обуревающих их в данный момент. Не позволит он людям, ничего о нем на знающим… да даже знающим, совать свои поганые напудренные носы в его голову! Он был слишком осторожен, чтобы показать жаждущим всунуть в него когти своего сострадания, поощрения или снисходительного анализа, что эта молодая девица, девица никому неизвестная, взбудоражила его, пробудив в дебрях одинокой души совсем еще нежившего человека нечто похожее на прежние чувства к молодым особам. Отчего-то он распознал в ней родное лицо. Здесь ведь даже не в ее красоте дело. Бывают и красивее. В сущности, что он знал о ней? Что она заинтриговала его друга Дмитрия… Не могло же это преклонение взяться из неоткуда… Не рассказывай тот Николаю, что собой представляет Анна, он и не пытался бы рассмотреть ее ближе. Сейчас же его охватило любопытство и признание, что она хороша, хороша безмерно… К человеку, которым интересуются, посторонний невольно проявляет большее уважение, чем к тому, кто не обладает подобным ореолом.

После трапезы старики оставили детей радоваться ерунде и поддаваться новым веяния моды. Разумеется, со временем вся эта дурь выйдет из их прелестных головок… а пока пусть смеются, рыщут счастья. Пустая трата времени.

9

Дмитрий, имея целью своей вылазки именно то, что получил, нашел Анну возле лестницы, где она стояла с неведомо какой целью, и решил сделать вид, что вовсе не для беседы наедине последовал за кузиной, выскользнувшей из наполненной мыслями, чувствами и терпким запахом кофе комнаты.

– Неплохой вечер, вы не находите? – спросил он со светской отстраненностью, делая вид, что совершенно спокоен, когда как на самом деле едва не сглатывал при каждом слове, ибо в горле неимоверно пересохло.

– Чудесный, – подавшись вперед, подтвердила Анна, доверчиво улыбаясь и приподнимая кончики губ.

Внезапно его удивило, насколько размеренность граничит в ней со здоровым озорством, который она обуздывает, потому что все вокруг твердят, что это дурно.

Она в своем легоньком, что странно было для тогдашней моды, отошедшей от веяний Наполеона, светлом платьице с заколотыми наверх пушистыми прядями волос казалась такой беззащитной и себе, и другим, что отпугивала нерешительных, предпочитающих не связываться или, быть может, иметь дело с более реальными женщинами. Дмитрий же, поднаторевший на этом поприще, мог не опасаться. По обыкновению не ведая отказов и наказания, он был уверен в собственной силе над женщинами. Будто не чувствовал, какое волнение привносит в милые и бесцельные женские собрания, разрубая спокойствие наседок и будоража подавляемые, но никуда не девающиеся их инстинкты. Что ни делай, природа свое возьмет или станет родоначальницей патологий и истерик. А не возьмет, так он возьмет!

– Вы осведомлены, должно быть, о делах, которые мы имеем честь вести с вашим батюшкой?

– Вы? Дела с моим батюшкой? Помилуйте, я ни слухом, ни духом… – растерялась Анна.

Она понятия не имела, что говорить, когда речь заходила о неведомых ей вещах и всегда то ли робела, то ли испытывала недовольство собой.

– Ну так вот, – продолжал Дмитрий быстро, поскольку сердце его начало предательски колотиться в тот момент, – думаю, вам должно быть известно, что я теперь являюсь владельцем вашего поместьица.

Анна ахнула.

– Неужели прошел срок…

– Срок давно прошел, милая, – отчеканил Дмитрий с умилительной улыбкой воспитателя, будто то, о чем он говорил, было вовсе не докукой, способной в корне поменять жизнь целой семьи.

Мартынов вообще не любил предаваться унынию и считал, что люди, безостановочно жалующиеся на жизнь, утрируют, и все на самом деле не так страшно, как они пытаются преподнести исходя их наклонностей собственной натуры. Это было весьма удобно при ежедневно подаваемом слугами разнообразном рационе.

Анна побледнела. Видно было, как тяжело ей становится хватать воздух ртом.

– Вы не оставите нас без гроша… – толи утвердила, толи взмолилась она, прижимая тоненькие пальчики к его рукавам.