Крылатый сфинкс, печальный цербер

Мишей звался второй братец, который, подобно Вите, был полной копией своего невесть где ошивавшегося папочки-деспота.

– А Максима Галкина в качестве тамады он на свадьбе не желает? – спросила ядовито Наталия. – И группу «Новые русские бабки» в паузах для разогрева публики?

Олеся, приняв ее издевательство за чистую монету, на полном серьезе заявила:

– Нет, но невеста в восторге от Стаса Михайлова. Думаете, вы сможете организовать частный концерт?

У Наталии от такой наглости, помноженной на наивность, аж челюсть отвисла. Пришлось объяснить девчушке, что никакую Мишину свадьбу она оплачивать не будет – со Стасом Михайловым или без оного.

– Значит, придется все же обратиться в прокуратуру… Или мне лучше сразу позвонить в издательство, Аркадию Михайловичу?

Наталия испугалась – и быстро пошла на попятную. Поэтому пришлось-таки брать на себя расходы на свадьбу братца Олеси: без Стаса Михайлова, конечно, зато с рестораном в местном ДК, речным трамвайчиком для гостей и областной «звездулькой» в качестве музыкального сопровождения.

Однако то чувство, которое она испытала, выслушивая то ли столь наивные, то ли невероятно наглые требования Олеси, Хрипунова запомнила очень и очень хорошо. И подумала, что девица может стать для нее опасной. Точнее, Олеся уже стала опасной – и виновата в этом была только она сама, нерадивая писательница, которая лишилась литературного дара.

Выходит, и писательницей она в полном понимании этого слова уже не была, причем давно: ею являлась Олеся.

А доходы все падали, причем катастрофически. Наталии пришлось продать загородный особняк, избавиться от дорогого автомобиля и забыть о вояжах за рубеж. Резко изменился и круг знакомств – те, кто раньше активно поддерживали с ней связь, вдруг исчезли и не объявлялись. А если она сама звонила, то выяснялось, что «как раз нет времени», «очень заняты» и «перезвоню тебе позже».

И никто никогда не перезванивал.

Да и на телевидение, в различные ток-шоу и подобные передачи приглашения поступали все реже и реже, а потом и вообще иссякли.

– Извини, Натали, но ты должна понять – ты теперь автор малозначительный, зачем нам с тобой общаться? – заявила ей как-то с циничной откровенностью редактор одного из таких ток-шоу, которую она вообще-то считала своей закадычной подругой. – Народ любит успешных! Ну, или тех, кто оказался на самом дне жизни и страдает. А ты и не то и не другое, а так, серединка на половинку. А таких пруд пруди. Так что извини…

Извинить она не могла – и не хотела. И в первую очередь саму себя. И все чаще и чаще в голову закрадывалась мысль: а что, если бы Олеся вдруг… умерла? То, что девочка неплохо, по сути, устроилась, Наталия давно поняла – как и то, что ни Олеся, ни ее семейка не собираются отказываться от своей законной добычи. И этой добычей была она сама.

Надежда всколыхнулась с утроенной силой, когда матушка Олеси все же вследствие обширного инфаркта приказала долго жить. Наталия ведь знала, как девчонка привязана к своей глуповатой родительнице. Что, если она решит наложить на себя руки? Или уехать в родной город на Урале?

Но не произошло ни того, ни другого. Смерть своей матушки Олеся восприняла на редкость спокойно – и Наталия вдруг поняла, что покойница служила для дочери все эти годы отличным поводом для выкачивания из нее, Наталии Хрипуновой, все новых и новых крупных сумм.

– Думаю, что настала пора пересмотреть наше соглашение, – завела Наталия речь после похорон. Она хотела предложить Олесе отступные в виде квартиры в Зябликово, которую она бы переписала на нее.

– Но зачем что-то пересматривать, тетя Наташа? – спросила Олеся, одаривая ее улыбкой. – В этом нет ни малейшей необходимости! Пусть все останется как есть! Хотя раз вы сами завели об этом речь… Как вы отнесетесь к тому, чтобы вы платили мне двадцать процентов вашего гонорара?

– Сколько?

 – чуть не поперхнулась Наталия, а Олеся с фальшивым изумлением продолжила:

– Считаете мало? Хорошо, тридцать… пять. Это будет честно, не так ли? Вы ведь все эти годы обкрадывали меня, не так ли? А за все рано или поздно надо платить!

– Ничего ты не получишь! – закричала тогда Наталия, взор которой упал на костыль, лежавший перед сидевшей в кресле Олесей. Вот бы взять его и прибить на месте эту мерзавку!

– Ну что же, тогда сорок, – произнесла быстро Олеся. – А будете торговаться, потребую пятьдесят. Так что соглашайтесь.

В итоге сошлись на тридцати, и Наталия вдруг осознала: теперь в рабстве и полном подчинении у нее была не Олеся, а она сама у Олеси.

– И кстати, я тут выбрала подходящий памятник для мамы. Такой стильный, из черного мрамора и малахита. И я чувствую себя после этой ужасной трагедии кошмарно. Мне нужно прийти в себя где-то в теплых краях. Как отнесетесь к тому, чтобы я смоталась на Балеары или Канары?

– Денег хватит только на Таганрог, не дальше, – заявила мрачно Наталия, понимая, что Олеся собирается вояжировать, конечно, за ее счет.