Крылья беркута

— Об тебе Ирина Ивановна побеспокоилась. Ты на нее и ссылайся, — посоветовала бабушка Анна. — И еще тебя прошу, Надечка: ежели случится, услышишь от матушки Анастасии какое-нибудь слово, ну, какое не по душе тебе — помнишь, об чем Ирина Ивановна говорила? — ты уж не кипятись, внученька. Мы грешники великие и, может, не того еще заслужили перед господом. Не так что — промолчи. Худо от того не будет.

Бабушка Анна перекрестила Надю мелким торопливым крестом и заспешила прочь, словно боясь, что ее могут увидеть здесь, у места, где быть ей не положено.

Надя проводила ее взглядом и с неспокойным, встревоженным сердцем поднялась на крыльцо.

Глава шестнадцатая

Дверь оказалась запертой. Надя постучала. В сенях сбросили с петли железный крюк, отодвинули засов.

Из-за полуоткрывшейся двери показалось строгое морщинистое лицо, похожее на мужское. Глаза смотрели пристально и недоброжелательно.

Бывают на свете люди, повстречавшись с которыми, не только теряешь охоту говорить, но испытываешь желание поскорее пройти мимо. Такой была и эта монахиня.

Надя невольно подумала о том, что не напрасно отзываются не очень лестно о характере матушки Анастасии, если она выбрала себе в прислужницы этакую страхолюдину.

— Вам чего? — простуженным хриплым голосом спросила монахиня.

— Мне надобно к матушке Анастасии.

— Нету, нету. Поздно. Завтра приходи. Только пораньше.

— Что, матушки нет дома? — спросила Надя.

— А я и не говорю, что нет дома. Матушка игуменья у себя в покоях. Только они скоро станут на молитву и тогда никого к себе не пускают. Ни единой душеньки! Так что — с богом...

Дверь захлопнулась.

Надя постояла на крылечке, раздумывая, как же ей быть? Ведь бабушка сказала, что необходимо повидаться с игуменьей, иначе и на ночь могут не оставить. Конечно, лезть напролом — не лучший выход и вряд ли он приведет к чему-нибудь хорошему.

Надя решила возвратиться к бабушке и посоветоваться с ней. А потом вдруг озлилась на себя за свою нерешительность — ей сказала два слова эта страховидная монахиня, а она и лапки сложила.

Надя постучала в дверь более решительно. Опять послышалась знакомая возня, и показалась та же физиономия.

— Ну, чего еще надобно? — на этот раз грубо спросила монахиня.

— Мне к матушке Анастасии.

— Так я же вам поясняла... — начала было монахиня, но Надя прервала ее:

— Игуменья знает обо мне. Доложите.

— Все так говорят. Каждый превозносит себя превыше башни Вавилонской. Как доложить, фамилия как?

Надя назвалась и с неохотой добавила, что о ней говорила с игуменьей Ирина Стрюкова. Монахиня ушла, но вскоре вернулась и пригласила Надю войти. В небольшой прихожей с пушистой ковровой дорожкой на полу она велела снять верхнюю одежду и стряхнуть снег с обуви.

— Иди за мной.

Они прошли анфиладу богато обставленных комнат с мягкой мебелью, коврами и картинами, развешанными на стенах, обитых дорогими шелковыми обоями. Надя успела заметить, что все картины были религиозного содержания. В переднем углу каждой комнаты висело по нескольку икон, а перед ними горели лампады, и их свет, отражаясь в драгоценных камнях богатых окладов, сеял разноцветные искры.

Тут не было ничего похожего на ту келью, в которой жила бабушка Анна. Эта роскошь и бьющее в глаза богатство поразили Надю, и она невольно подумала о том, что неплохо живется в монастыре матушке игуменье.

— Здесь келья нашей наставницы. — Монахиня остановилась перед закрытой дверью, мгновение помедлила, затем, осторожно постучав, приоткрыла створку. — Благословите, матушка, привела девицу.

Надя не слышала, что ей ответила игуменья.

— Войди. Просят, — приказала ей монашка, сложив кулачками руки на груди и покорно опустив глаза.

Надя, прикрыв за собой дверь, оглянулась вокруг. Она стояла в просторной, светлой комнате с окнами, расписанными морозным узором. Как и в келье бабушки Анны, здесь была самая необходимая мебель: деревянная кровать, венские стулья, небольшая этажерка с пустыми полками; лишь на верхней стояли несколько томов в потертом кожаном переплете. В углу висела небольшая икона простого письма, перед ней, как и в остальных комнатах, горела лампада. Напротив кровати возвышалась голландская изразцовая печь. В печи пылал огонь. На полу у голландки лежало несколько березовых поленьев. Почти посреди комнаты стояла плетенная из ивняка качалка; в ней сидела с книгой в руках еще не старая женщина, одетая во все черное. Только на плечах ее лежала белая пуховая шаль.

Хозяйка встретила Надю пытливым взглядом карих глаз.

— Здравствуйте, матушка! — негромко сказала Надя и вспомнила наказ бабушки поклониться игуменье в пояс. Она хотела сделать такой поклон, но вместо этого едва-едва склонила голову.

— Подойди, дитя мое, — сказала игуменья.

Надя подошла. Она все время чувствовала на себе пристальный взгляд игуменьи, и от этого пронизывающего взгляда ей стало как-то не по себе.

— Ты родственница Ирины Ивановны?

— Дальняя.

— Она мне говорила о тебе.

Надя подумала, что, будь иначе, разве она находилась бы здесь? Интересно, что могла сказать о ней Ирина? А впрочем, не все ли равно...

— Замерзла?

— Нет, не очень.