Крылья беркута

Василий не нашелся что ответить и ни с того ни с сего стал ругать себя самыми обидными словами.

— Ты с чего это взялся поносить себя? — спросила Надя.

— Я, Надежда, насчет вчерашнего разговора... Дурь в голову шибанула! Нечистый попутал, ей-право! Ты Семену-то не сказывай.

— Боишься, да?

— А я без шуток... Вот вчерась бегал на конюшню, и, понимаешь ты, обоз повстречался! Прямо конца ему не видно, телега за телегой, а в каждой телеге люди лежат. Ранетые и есть которые совсем уже дошли. Ну, словом, готовые, мертвяки. Что ж, по-твоему, они сами себя так-то?

— То совсем другое дело, — возразила Надя. — Сколько дней бой шел, стрельба стояла. Не все ж пули мимо летели.

— Оно конечно, — согласился Василий и снова спросил: — Так не скажешь Семену?

— За кого ты меня считаешь? — рассердилась Надя. — Договорились, и хватит.

На улице, у самых окон, послышались выстрелы. Надя и Василий переглянулись... Значит, белые все еще держатся в городе? А как же слова Семена Маликова, будто их вытурили?

Под окнами послышался топот, пробежало несколько человек, а немного погодя раздался настойчивый стук.

— В калитку бьют, — прошептал Василий.

— Пойди спроси, кого надо. Только сразу не открывай.

— Сквозь ворота не пальнут? Может, подождем?.. Вроде как никого. Должно, ушли.

Но стук возобновился, стал настойчивее.

— Пойдешь? — нетерпеливо спросила Надя.

— Айда вдвоем, — предложил Василий.

— Пусти, — решительно сказала Надя, направляясь к двери.

— Сама хочешь?! Ни в жизнь! Может, там не знаю чего, а ты выпятишься. Не думай даже, лучше подождем.

Надя накинула шубейку и выскочила из комнаты. Василий двинулся было за ней, но остановился перед захлопнувшейся дверью и стал торопливо креститься, прислушиваясь к тому, что происходит за дверью.

Какое-то время там было тихо. Потом в соседней комнате раздался шум сбивчивых шагов и голоса. Василий схватил свое ружье и хотел было скрыться, но не успел — в гостиную вошли Надя и Семен Маликов, поддерживая под руки Обручева. На Обручеве была студенческая форма, усы он сбрил. Лицо его было настолько бледным, что отдавало синевой, глаза закрыты.

Зачем они тащат его в дом? И что он за человек?!

— Ну, чего стоишь? — прикрикнул Семен. — Помогай давай! Да не бойся — живой, только без памяти... Здорово ушибли, сволочи!

Втроем они осторожно усадили Обручева в кресло, расстегнули тужурку. Семен приложил ухо к его груди.

— Дышит! Значит, отойдет... Будет жив, не помрет, — дружелюбно подмигнув Василию, сказал он.

— А кто это? — полюбопытствовал Василий.

Семен пожал плечами.

— Не знаю. Похоже, студент.

— Не ваш? — удивился Василий. Он не узнал Обручева.

— Первый раз вижу. Его по голове саданули, — пояснил Семен.

— Может, холодную повязку на лоб? — предложила Надя. — Надо же помочь человеку.

— Верно, тащи! — обрадовался Семен.

Надя принесла мокрое полотенце, осторожно протерла им лицо раненого, положила повязку на лоб. Губы и ресницы его чуть дрогнули, но глаза оставались закрытыми.

— Ну как? — нетерпеливо спросил Семен. — Лучше?

— Кажется, — нерешительно ответила Надя. — Бледность вроде бы проходит.

— А кто его так-то? — полюбопытствовал Василий.

— Кто? Бандюки, вот кто! — Семен со зла сорвал с себя солдатскую шапку, украшенную широкой красной лентой, и швырнул на стул.

— Какие еще бандюки? — недоверчиво спросил Василии. — Может, кто из ваших...

— Чего?! — гневно спросил Семен. — Не болтай зря!

— Нечайно могли, ненароком, — попытался оправдаться Василий.

— То-то что «ненароком», — передразнил его Семен. — Атаман уголовников из тюрьмы повыпустил. Оружие им дал, они и творят — жгут, грабят, бьют... Форштадт как подпалили вчера, до сих пор пластает. Мы всю ночь по городу шарим, вылавливаем их. Комиссар Кобзин приказал очистить город от нечисти. Вот и сейчас, иду по вашей улице и примечаю: во дворе купца Асхатова возятся какие-то типы, с винтовками, при красных бантах, ну совсем как наши. Только, думаю, чего им там делать? А они солому под крылец натащили и ну поджигать. Я к ним. И началась потеха. Их трое, я один. А патронов нет. Я прикладом. Тут он подоспел, — Семен кивнул на Обручева. — Я ору: лупи бандюков!..

— Подсобил? — спросил Василий.

— Так нас двое стало? Бандиты наутек. Мне-то ничего, а его задели по башке...

Василий посматривал то на Семена, то на незнакомца. И ему было странно слышать из уст Семена, самого настоящего красного, рассказ о схватке с бандитами, ведь в доме Стрюкова бандитами считали именно красных.

— Глядит! — воскликнул Василий, заметив, что Обручев открыл глаза.

Семен и Надя склонились над ним. Взгляд у раненого был мутный, подернутый дымкой. Трудно было понять, видит ли он что-нибудь или все еще без сознания.

— Живой? — заботливо спросил Семен.

Раненый услышал и понял вопрос: глаза его беспокойно забегали по сторонам.

— Где я? — чуть слышно спросил он.

— За каменной стеной, — дружески сказал Семен. — Тебя, дорогой товарищ, как зовут?

Словно стараясь что-то вспомнить, раненый пристально всматривался в Семена. Наконец, сообразив, кто перед ним, он тихо, но внятно сказал:

— Шестаков... Сергей...