Крымская лихорадка

На террасу, где он стоял, вышла в сопровождении охранника Женя. Она была обворожительна. Платье для нее прислали из Парижа. В декольте она выглядела старше. Это было как раз то, чего хотел Зуев. Ему не хотелось, чтобы она выглядела много младше его.

Ему позвонили по мобильнику и что-то сказали. Он взял Женю под руку, и они спустились на первый этаж. Нужно было встретить особо именитых гостей. На машинах были киевские и московские номера. Приехали некоторые украинские министры, генералы и адмиралы. Все были с женами, как было указано в пригласительных билетах. В синем небе выписывал фигуры высшего пилотажа взятый напрокат реактивный истребитель.

Все шло, как по нотам. Через несколько минут многочисленные гости сидели за ресторанными столами, а Зуев подошел к микрофону. Он волновался и не пытался этого скрыть.

– Черт возьми, – начал он, – даже ладони вспотели: как это страшно – говорить, когда тебя слышат и тебе верят. Страшно – не говорить, а что-то не сделать из сказанного. В самом деле, господа, мы живем в жуткое время: слова ничего не значат, а человек и его здоровье и даже жизнь – просто ничто. Не состояться и умереть молодым – дело обычное. Любви нет: ни к ближнему, ни к женщине, ни к детям, ни к родине. А главное – нет справедливости. И вот мы собрались здесь, чтобы вернуть хотя бы часть того, что потеряно. И мы, собравшиеся здесь, всего лишь часть той силы, которая выходит на арену борьбы. В нашей Христианско-либеральной партии сегодня 160 тысяч, в основном молодые, сильные и целеустремленные люди. Мы выходим, чтобы вернуть народу веру во власть. Мы будем с теми, кому сегодня плохо. Мы осознали, что надо делать добро…

После Зуева выступили два министра украинского правительства, мэры Симферополя, Севастополя и других городов Крыма. Все говорили одно и то же, только разными словами. Христианско-либеральную партию нужно поддержать, потому что она представляет собой единственную действительно организованную легальную структуру, на которой может держаться власть в Крыму.

Потом выступления прекратились, и официальная часть презентации новой партии плавно перешла в банкет. Федор Федорович Кузьмин не сводил с сына восхищенного отеческого взгляда. Зуев и его юная избранница были в центре внимания. Оркестр заиграл вальс, и они закружились в танце.

– Вот увидишь, я стану президентом, – сказал Зуев на ухо Жене. – А ты будешь первой леди Крыма.

– Это какой-то сон! Я боюсь проснуться! – воскликнула девушка.

– Это не сон, – отвечал счастливый Зуев.

Он только выглядел счастливым, а на душе у него скребли кошки. Он знал, что чем сильнее становится, тем неизбежней смертельное столкновение с Максимом. Накануне он побывал на кладбище и был поражен, как много там лежит молодых парней. “И я здесь буду, и Макс”, – мелькнуло у него. Он долго не мог прогнать эту мысль, побороть предчувствие беды.

“Нужно побыстрее обвенчаться с Женькой, – думал он сейчас, вальсируя с девушкой. – Пусть все останется ей”.

Размышляя о своем отношении к Жене, Зуев неожиданно пришел к выводу, что относится к ней не только как к красивой девушке. Было что-то и от отцовского чувства. Наверно, он по природе своей был семейным человеком. Это, между прочим, и сблизило его с Ражнятовичем, для которого если и было что-то святое, то только семья.

У него зазвонил мобильник. Он включил его и приложил к уху, не прерывая танца.

– Привет, Пискля, – это был голос Брагина.

– Макс, мы же договорились, что Пискли нет, – сказал Зуев.

– Да, ладно тебе, – обидно расхохотался Макс. – Ты всегда будешь для меня Писклей.

– Чего ты хочешь, Макс? – спросил Зуев.

– Стрелу тебе забить.

Зуев усадил Женю за столик и продолжил разговор:

– Все-таки хочешь кусалово устроить?

– Ты сам меня вынуждаешь. Кроме меня, тебя никто не остановит.

– Хорошо, – согласился Зуев. – Когда и где?

Брагин велел подготовить машину, оборудованную портативной капельницей и другими медицинскими приборами, необходимыми при оказании помощи тяжело раненым. Зная Зуева, он был уверен, что тот едва ли первым нажмет на курок, если вдруг их переговоры примут скандальный характер. Но мало ли что. Вдруг за эти восемь лет тоже набрался коварства. Короче, береженого бог бережет. Максим даже мысленно не мог признаться самому себе, что на самом деле держит в уме. Но Ритка его разгадала.

– Неужели ты убьешь Женьку?

Они сидели на огромной кухне и пили утренний кофе.

Брагин поднял на нее воспаленные глаза, эту ночь он почти не спал.

– С чего ты взяла?

– Взяла, – тихо проронила Ритка и потянулась к сигаретам.

– Не собираюсь я его убивать, но в нашей крымской луже хватает воды только одному крокодилу, – в голосе Брагина звучала фальшь.

– Вместе с Женькой ты убьешь и себя. Ты потом этого себе не простишь, – сказала Ритка.

Она старалась говорить спокойно, но ее выдавали слегка раздувающиеся ноздри.

Брагин решил переубедить подругу: