Крысиные гонки

— Ишь, вырядились, поблядушки: курточки у них адинаковые, флисовые!.. Краденые, конечно же!

— Это им бог их посылает, ага! Хи.

— Твари.

— И эти, как их. Гамаши.

— Ага. Насосали. У кровавого фашисского выродка Хоря.

— Ну дык. Эти, как их?.. Биомасса!

— Ничо, ничо-о-о…

Но когда вот Вовчик перезвонил и дал добро на встречу, они вдруг резко передумали на пригорок идти; пошушукались в кружке своём; а потом самая наглая — Галка Никишина, невестка той Никишиной, у которой корову выкупили, достала из-за пазухи мятый большой конверт с крупными надписями «Ультиматум» (перечёркнуто) и «Условия» (подчёркнуто):

— Не пойдём, нет! Чево мы у вас там не видели?? Ещё опоите чем, ведьмы проклятые, знаем вас! Вот — передайте. Попу.

— Ты, Галя, язык бы придержала насчёт «ведьм»; можно ведь и ответить!.. — не выдержала Наташа.

— Ой, это кто это, кто это тут «за ответить» чирикнул??! Кто ето тут голос подал, мокрощелка ты продажная, тварь паскудная, мувская ты прошмандень, лижущая блядища кровавова упыря Хоря, дрянь ты эдакая!! — уперев «по-базарному» руки в боки мгновенно «включилась в диалог» Никишина.

И не одна она. Как будто дали сигнал «можно», наперебой зашипели-завопили остальные, выхаркивая из себя такое, что только могут выхаркнуть озлобленные городские бабы, полгода без телевизоров и мыльных опер, без косметики и парикмахерских; и без необходимости в отсутствии рядом мужчин себя сдерживать, прикидываясь «приличными»:

— Дряни, сосалки, сучки дешёвые!!

— Твари!

— Лижите там у своего поганого недофюрера, очко и попу подставляете!!! Попу — попУ!

— Распутницы, развратницы!! Ещё в церковь ходят, тьфу!! Да после вас в церкви свинарник нельзя будет сделать — настолько вы своим присутствием загадили святые стены-то!!

— Убийцы! Убийцы!!

— Мало вам нашей крови?? Хотите чтобы мы все с голоду перемёрли?? С дитями вместе?? А вот вам — шишь!..

— Проклятые проститутки, отвечайте: чем вам платит ваш хозяин — ботоксом или губной помадою??

— Твари!..

От такого согласованного наезда девушки не то что оробели — в деревне и «на пригорке» давно уже не осталось робких; во всяком случае их не посылали «на переговоры» и на торжок; но впали в некоторый ступор. Особенно была поражена Тонька, Антонина Михайловна, «жена-Иван-Иваныча», как её звали, чтоб не путать с другой Антониной.

Она попыталась прервать поток оскорблений и несправедливых обвинений:

— Вы чо, вы чо, девки?.. Вы что говорите-то, женщины?! Вы же женщины — вы как такие слова-то можете говорить-то вообще?? Мы ж соседи, Галь, мы ж рядом в поле всё лето работали, водой делились, Нин, ты чо, забыла?.. Вы чо как с цепи сорвалися-то?? Чем мы вас обидели?..

— …дурочку включает!! — тут же вынесла вердикт Никишина.

— Мы-то, мы-то всё лето думали, что вы — нормальные, а вы — вон как!!

— Сочувствовали вам, прошмандовкам, когда на вас те, нерусские напали — а, видать, за дело, за дело!!

— Дряни холуе-лижущие, биомасса!!

— Украли наши продукты, украли!!

— Какие продукты, кто у вас украл?? — Наташа была в полном недоумении.

— Твари!!..

Мгновенно распалившись, они стали окружать одинокую троицу; и трудно сказать чем бы кончилось дело — староста поручил лишь разведать обстановку и передать пакет, но не рассчитал силу «эмоционального подъёма», заложенного в склочных бабах, наконец-то, с помощью пропаганды Мунделя, «понявшими кто во всём виноват». Во всяком случае одна из «парламентёрш» уже перехватила за середину суковатую «клюку», на которую опиралась при ходьбе; а Галка Никишина, сунув руку в карман, нащупывала уже тёплую рукоятку ножа, — без ножа в кармане или на поясе, в общем, сейчас в деревне мало кто ходил.

Ткнуть этой мерзкой подстилке в её наглую харю; пописать личико — ишь, твари, устроились тут; все мужики только о них и думают, кобели; третий месяц ведь без интима; знаю я, знаю, почему!!!

Вжик.

Негромко свистнула расстегиваемая молния на куртке Лики-Мишон; и в руке у неё появился холодно блеснувший здоровенный тесак-мачете.

Вжик! Лезвие красиво провернулось, описав полный и ровный круг; и замерло напротив разинувшей рот чтобы выплюнуть очередное оскорбление Галки. Слова застряли у неё во рту…

Клац.

Наташа также вынула руки из карманов; и из левого рукава в ладонь ей скользнула трубка длиной в локоть.

Правой рукой она, ловко поймав левой трубку за середину, надела на её тыльную сторону с жёлтеньким донцем гильзы патрона двенадцатого калибра другую трубку, с бойком, собрав таким образом импровизированную, однозарядную, но исключительно эффективную на близком расстоянии стрелялку. Направила её на ближайшую хабалку.

Те осеклись. Мгновенно, как будто их окатили ледяной водой, стих накал эмоций, иссякли оскорбления. Молча и тупо смотрели. Попятились…

— Это… — хрипло произнесла Никишина, отпуская в кармане рукоятку ножа, вынимая руки из карманов, — Вы чо… Совсем что ли?..

— Совсем! — согласилась Наташа.