Кто я?

После полутьмы амбара отчаянно слезились глаза. Слепой, почти как щенок после родов, я все-таки разглядел, где очутился. К счастью, это все-таки была деревня. Передо мной стоял дом, я бы даже сказал «усадьба», но для усадьбы в моем понимании этой здоровенной одноэтажной избе не хватало блеска и аккуратности, несмотря на все попытки хозяев украсить его резьбой. Дом расплылся в стороны, словно раздобревший хомяк, у которого за одной складкой просматривалось еще три. Ажурные украшения на коньке крыши смотрелись балетной пачкой на даме из клуба «те, кому за сто». Я повстречал парочку таких на одной из тусовок и с тех пор больше в тот гадюшник ни шагу.

Надо отдать должное изобретательности хозяев, они постарались на славу. Ну, как могли. К основной части – срубу, укрытому толстым слоем соломы, – пристроилось ещё несколько, выполненных с разной степенью аккуратности из совершенно разного материала, начиная от толстых досок и заканчивая потрескавшейся от времени глиной, отчего строение выглядело этаким Франкенштейном, детищем безумного гения строительного мастерства. Потемневшие от времени и погоды кольца бревен угрюмо выглядывали из стен. Чем ближе я подходил, тем более старым казалось строение; как шевелюра у древнего старика, из-под швов клоками торчала пакля; глина отламывалась целыми пластами, оставляя светлые пятна и выбоины там, где совсем недавно была относительно ровная стена пристройки. Дом выглядел, как человек, который без опеки не в состоянии за собой ухаживать.

Вот и первые отличия, встретившие меня по другую сторону каменного моста. Все деревни, которые мы проезжали, пересекая территорию Торговой Автономии, если и не дышали достатком, то говорили каждому, что хозяева крепко держат в руках хозяйство. Что тут скажешь, во многих домах были застеклены окна, хоть и материал не отличался особым качеством. Здесь даже в этом большом доме окна были забраны тем же, чем и в амбаре. Подозреваю, что пластик тут ни при чем.

Сам дом стоял нараспашку, но хозяев не было видно. По широкому двору, основательно вытоптанному и потому казавшемуся местом стихийной парковки, беспечно бродили куры и гуси, гогот стоял основательный, птица поглядывала на меня с подозрением, видно, не слишком доверяя чужим двуногим. На крыльце сушилось бельё одного цвета, в основном рубахи, штаны висели с основательно отвисшими коленями, как бывает, когда владелец проводит в них дни и ночи. Поблизости в ряд выстроился нехитрый садовый инструмент: лопаты, вилы, грабли и ещё несколько непонятных приспособлений – все было тщательно вычищено, хоть и не блестело новенькой краской. Я огляделся вокруг, но так никого и не обнаружил. Никто не вышел из дома, не встретил подозрительного незнакомца, расхаживающего по двору. Даже собаки не лаяли, хотя кое-где валялись следы их пребывания: обглоданные кости и погрызенные на концах деревяшки. Все это мне напоминало сюжет из дешёвого фильма ужасов. Куда все подевались?

В дом я так и не решился зайти: мало ли тут какие обычаи? Сначала вилами в живот и топором по макушке, а потом уже разбираться, кого это принесла нелегкая. Лучше пойду-ка я поищу своих. Не может быть, чтобы в деревне не осталось ни одного человека, а уж про такую свору инквизиторов услышит даже глухой и увидит незрячий. Кто-то да укажет дорогу.

Сказано – сделано! Забор, состоящий из двух параллельных жердей и одной перпендикулярной дубины, мог остановить только очень тупую корову. Труднее оказалось продраться сквозь живую изгородь из растения, отдалённо напоминающего виноград, только с большими такими иголками, страшными даже на вид, но чего только не сделаешь ради свободы. Я едва не вырвал рукав и заработал глубокую царапину на щеке, зато выбрался из местного замка Иф.

Я заблудился. Нет, правда! Потерялся, как пятилетний ребенок. К такому нагромождению домов, домиков и домишек не подготовит никакой Интернет. Да и нет тут такого. Мы все привыкли, что, куда бы мы ни попали, нас ждут прямые, по линейке отчерченные дороги, правильные улицы, вдоль которых жмутся дома, сады за забором, калитки, ворота. Здесь были одни дома. Это я еще громко сказал. Одноэтажные хижины, все унылые, как на подбор, возведенные, где придется и из чего придется, покосившиеся и щербатые. Они росли в разные стороны, как бородавки на уродливом лице. И все были пусты. Бродили по улице куры, копались в помоях свиньи, я даже слышал слабое блеянье неподалеку, вот только и здесь ни души.