- Лыков более-менее разъяснил, что все ищут руду не там, где надо, и не так, как надо. После этого вообще никто не захотел выступать. Влетело бы тебе, если бы остался, - и клычки плотоядно выставила. – Тогда поднялся Ефимов и понёс всех по кочкам. Вы, спрашивает, зачем собрались? Побазарить да попьянствовать? Мохом обросли да плесенью покрылись! В общем, начал всех подряд крыть. Свежая струя, говорит, дохнула, так вы скопом поспешили её затоптать, загадить! – Я опять тихо произнёс: «Хо-хо!» - А больше всех досталось производственному отделу, который, по его мнению, превратился в бюрократический тормоз! – И опять я, удовлетворённо: «Хо-хо!» - Чего ты всё бормочешь? – злится Сарнячка, не сумев вызвать на доверительный разговор, на который, очевидно, надеялась. – В общем, порешили, что осенью будет производственно-техническое совещание по повышению эффективности поисковых геофизических работ, а основным докладчиком отгадай, кто будет? – Чего тут отгадывать? Кто, как не «свежая струя»? – Коган. – Кто? – У меня чуть винегрет непрожёванный не полез из ноздрей. – А содокладчиком – Гниденко. – Ещё лучше. Ну, Сарнячка! Умеет аппетит испортить людям.
- Молодёжь, - улыбаясь, кричит нам тамадиха. – Хватит любезничать! У вас ещё будет время, - и загадочно смотрит на Сарнячку, а та – боже мой! – порозовела и глаза опустила долу. – А сейчас, - объявляет Коганша, - разыграем главный приз. – И все, кто борется против неравенства, и кто его поддерживает, выравнявшись от принятого внутрь, дружно захлопали и заорали: «Приз! Приз!» - Тот из мужчин, - объясняет условия председательша жюри, - кто скажет в нашу честь наилучший тост, - она, интригуя, помедлила, - тот будет резать торт! – Некоторые из участников заорали обрадованно «Ура!», а нашлись и такие, кто не замедлил для храбрости тяпнуть внеочередную.
И тут в красную залу торжественно входит Траперша с огромным тортом, на шоколадном верху которого намазано цветным кремом «8 Марта».
- Нас, - подсказывает Коганша будущему победителю, - 23 человека.
Так, быстро соображаю, резать надо на 24, двойной – себе. В том, что выиграю, не сомневаюсь. Я уже однажды доказал, что являюсь непревзойдённым мастером комплиментов женщинам. Тосты – то же самое. Тогда по несчастливой случайности я торта не попробовал, теперь он будет мой. Коганше тоже, видно, тогда понравилось, вот она и придумала повторение – какая женщина устоит против красивой лести? Тем более от такого дон Жуана как я. Ещё захотела услышать, смотрит на меня внимательно – мы сейчас заговорщики – и, откладывая удовольствие напоследок, переводит взгляд на мужа:
- Начинай, Леонид Захарович.
Тот, знаю, тортов не любит, тем более – резать-пачкаться, и потому, не задумываясь, обзывает наших макак самыми красивыми женщинами на свете, но ему, конечно, никто не верит, и особенно жена. Один претендент выбыл не сладко хлебавши. Трапер забормотал заплетающимся языком что-то о мире в семье. У кого что болит, тот о том и говорит. И этот явно – в аут. Шпацерман похвалил в наших клушах матерей и пожелал большого приплода. Сам страдает и другим зла желает. Хитров, так тот вообще додумался назвать баб ударницами семейного и производственного труда. До такой грубой лести даже я не додумался бы. Коганша не выдержала и, засунув два пальца в рот, громко и негодующе свистнула, разбудив Розенбаума. Но он, ничего не поняв, предпочёл заснуть снова. Рябовский, поднапрягшись, назвал наших красоток самыми ценными образцами из геологической коллекции партии. Ему похлопали, выдвинув в претенденты тортокромсателей.
- А ты что, Василий, скажешь? – обратилась, наконец, первая леди к реальному соискателю приза и замерла в предвкушении лестной характеристики подержанных прелестей.
Но я на этот раз настроен по-серьёзному и выдал всем того, чего они желают ежедневно и всю жизнь:
- Здоровья вам, красоты, любви и много, много денег!
Они так обрадовались, особенно последнему пожеланию, так захлопали и завизжали, что можно было подумать, что последнее уже добавилось, а я понял, что победил. Даже Коганша, ожидавшая чего-нибудь более сентиментального и более конкретного для себя лично, не посмела противоречить и подала мне длиннющий резак.
Я взял его, отодвинул стул и направился, глотая слюнки, к торту.
- Василий Иванович!
Я не сразу и сообразил, что окликают меня. По инерции сделал ещё пару шагов и обернулся. В дверях стоял профессор и манил меня пальцем:
- К вам пришли! – крикнул мне, перекрывая пьяный гул.
«Маринка!» - мгновенно резануло в мозгу, и я, забыв о призе, развернулся и заспешил на выход.
- Серая? – с надеждой спросил Радомира Викентьевича.
- Нет, - огорчил тот, - синяя… - наверное, переоделась, утешил я себя, - … с белым.
«Она!» - ничуточки не сомневаясь, я выскочил раздетым на улицу и помчался, стараясь не навернуться на скользкой тропинке, к дому с забытым ножом в руке. Сзади спешил вестник и тщетно пытался остановить.
- Стойте! Да остановитесь же!
Где там! Ему удалось нагнать меня только у дверей и отобрать нож.
- Напугаете.
Рывком отворил дверь и в удивленьи вылупил зенки: