Кто ищет, тот всегда найдёт. Роман

          - Ма-а-рья!

          Она и… не она. Из-за стола медленно поднялась высокая элегантная дама. В тёмно-синем пальто, из-под которого высовывался подол длинного платья того же цвета, шею хомутом охватывал белоснежно-пушистый меховой воротник, а на голове чуть набекрень уместилась низкая шапочка-кубанка из того же меха и с тёмно-синей макушкой, на затылке в тугой узел скручена тяжёлая коса, - словно незнакомка сошла с известного портрета Крамского.

          - Здравствуйте, - на меня внимательно и спокойно, с лёгким прищуром смотрели тёмно-синие, почти чёрные, абсолютно незнакомые глаза, слегка затуманенные и с почти неразличимыми тёмными зрачками, из-за чего невозможно было понять выражение взгляда, и только лёгкий румянец выдавал волнение гостьи. – У вас праздник? Извините, что оторвала. Хотела уйти, но Радомир Викентьевич не отпустил.

          - Приказано задерживать, - оправдывается профессор.

          - Как ваше здоровье? – спрашивает, не спуская с меня глаз, Марья.

          - Чего-о? – тяну и плюхаюсь на стул. И она осторожно, чтобы не помять пальто и платье, присела на краешек. Профессор – за ней. – Ништяк! – отвечаю и подтверждаю: - Оки-доки! – Я никак не могу настроиться на то, что передо мной Марья, а не Маринка.

          - Да, да, - вторит Горюн, - он у нас парень – ништяк.

          На короткое мгновенье лицо Марьи расплылось в мягкой девчачьей улыбке, а тайные глаза прояснились, и она стала похожа на ту, что беспардонно дрейфила на скале, вцепившись в ёлку и сомневаясь, что я выползу. Мгновенье прошло, и передо мной снова сидела дама. Как быстро девчонки превращаются в женщин.

          - Я хотела узнать, как ваша нога? – поясняет заботу о здоровье.

          - В норме, - отвечаю, - а что? – какая-то она неживая, и спрашивает невесть о чём.

          - Дело в том, - добавляет в пояснение, - что Ангелина Владимировна, уезжая, просила поинтересоваться и посмотреть, - и покраснела, как будто прёт лажу. – Заверните, пожалуйста, штанину.

          Я презрительно фыркнул, но штанину новейшего костюма завернул, обнажив чистейшее колено после вчерашней тренировки. Старое трико я, слава богу, не пододел, а носки сверху ещё целые. Правда, слегка обвяли потому, что резинок я принципиально не ношу, считая, что они старят.

          - Смотри, - разрешаю и обидно добавляю, - если что понимаешь.

          Она не обиделась или сделала вид, что не обиделась, профессионально прощая грубость нервничающему пациенту.

          - Можно, я сниму пальто? – вежливо просит у Горюна, а мне – ноль внимания. Профессор поспешил помочь, а у неё под пальто оказался чистейший белый халат – у меня век таких простыней не бывало. И чего вырядилась, дура, как будто без халата нельзя пощупать коленку? Пододвигает ко мне поближе стул и – хвать за неё.

          - Ой! – вскрикнул я.

          - Больно? – всполошилась недоделанная врачиха.

          - Щёкотно, - опровергаю я.

          Она легонько улыбнулась, продолжая мять колено. А я никак не хотел успокоиться, хоть убей. Хочу Маринку и – всё! Вспомнил, как она, не стесняясь, разделась и юркнула под одеяло. Эта не разденется – я даже хмыкнул, предположив обратное,  не юркнёт.

          - Боль когда-нибудь чувствуете, - допытывается, прекратив обминание.

          - Когда дерябнусь обо что-нибудь, чувствую, - отвечаю честно. Подумал, подумал и сознался: - А ещё, когда прыгаю.

          Она пошла к умывальнику и вымыла чистые руки. А мне что? Пойти и вымыть после её рук колено?

          - Вам ни в коем случае нельзя дерябаться и прыгать, - даёт устный рецепт. – И вообще нельзя чрезмерно нагружать ногу. – Надо, думаю, справку потребовать и Дмитрию показать. – Хотите походить на оздоровительные, общеукрепляющие процедуры?

          Я в диком раздражении вскочил со стула.

          - Очнись, - грублю, - Марья! Какие процедуры? На дворе – март. Через месяц у меня и без тебя будут о-ё-ёй какие общеукрепляющие процедуры. Ты забыла?

          Она молча берёт со спинки стула пальто и хочет надеть, чтобы отвалить, не встретив любезного приёма. Профессор пытается помешать, но Марья отводит его руки и одевается.

          - Мне надо идти. У меня ночью дежурство.

          - Подождите, - просит профессор, - Василий Иванович вас проводит.

          Я и не собирался, но после его слов куда денешься?

          - Вправду, подожди, Марья, - прошу, - пойду в контору, оденусь, - и, не ожидая её возражений, убегаю.

          В коридоре конторы, как будто караулила, встретила Сарнячка, заступила дверь в камералку, где лежала одёжка, спрашивает требовательно, обнажив клычки:

          - Ты где был? – и радует: - Я тебе твой кусок торта оставила.

          Не дай бог, думаю, если надкусила, не удержавшись, ядовитыми зубами. Опять мне не удалось опробовать завоёванный приз.

          - Съешь сама, - разрешаю благодетельно, отстраняю преграду, одним отработанным приёмом напяливаю кожушок и малахай и рву на выход под истошные вопли суженой:

          - Ты куда-а?!

          Марья, молодец, ждала у пенала.

          - Пошли, - говорю, - как прежде?

          Она смеётся – ей тоже нравится движение.

          - У нас теперь разные маршруты.

          - А как насчёт общей магистрали?

          Ответила тихо, почти невнятно.

          - Её ещё проложить надо.

          Меня прямо бесит её тусклота, и я, повернувшись к ней на ходу, спрашиваю с досадой:

          - Почему ты сегодня какая-то заторможенная?

          - А вы злой! – парирует мгновенно. Вот и договорились!