Всё у нас получилось толком: и уютное гнёздышко, и питательный кондёр, и тёплая компашка. Наелись от пуза, сидим, осоловев, пялимся пустыми глазами на огонь с чувством выполненного долга, и никто не вспоминает, зачем мы здесь, смирившись с живой пропажей. Как всегда в таёжных долинах, укрытых сопками и лесом, стало быстро темнеть. Лёгкий ветерок, разгоняясь, потянул вверх по руслу, а вместе с ним потащился низовой туман. Сначала призрачный и прозрачный, а потом всё плотнее и ощутимее. Стало прохладно, и все заползли в лежбище. Не знаю, как другие, а я устал так, что спать не хотелось. Сулла был другого мнения, занял своё крайнее местечко, положил голову на рюкзак и скоро тихо засопел. Молодец, парень, не теряет время зря! И профессор аккуратно улёгся по-зэковски на бочок, уставился волосатой личностью в боковину и не поймёшь, то ли спит, то ли дремлет. Он и дома засыпает тихо, чувствуется многолетняя лагерная выучка. А мы с Рябовским, отягощённые, придавленные ответственностью, бдим. Вместе с туманом на землю опустилась, накрыв всё вокруг, мертвящая тишина, нарушаемая раздражающим падением крупных капель с деревьев и осторожным глуховатым потрескиванием костра в нодье. Свет его ещё больше темнил окрестности, и казалось, что мы одни на всём тёмном свете, потерянные и никому не нужные: ни долгу, ни совести.
- Чего не дрыхнешь? – ласково спрашиваю соседа, лежащего на спине с открытыми глазами, в которых то и дело вспыхивают отблески костра.
- Мои мысли, - отвечает вяло, - не здесь, а там, дома. Тебе, холостяку, не понять.
- Слушай, - обращаюсь, чтобы по-дружески отвлечь от неприятных домашних мыслей. – Коган метит на Первом Детальном месторождение открыть. Там аномалии ЕП классные объявились. Весь комплекс методов будем срочно делать.
Адик хмыкнул, отбился от назойливого комара, отвечает:
- И без вашего комплекса по геохимическим ореолам ясно, что там есть мелкое сульфидное непромышленное месторождение, - пролил бальзам на мою душу. – Толку с ваших аномалий. – А вот хамить не надо!
- Зачем ты тогда на геофизический фак подался? – уел я нахалюгу. Он с остервенением прихлопнул кровососа на щеке, размазав кровь.
- Потому! – отвечает неясно. – Мы с Розенбаумом вместе поехали поступать. Оказалось, что на геологический факультет приём закончен, а я не знал, дай, думаю, поступлю на геофизический, а потом перейду. Контрольные Олег будет делать за меня, - Адик опять хмыкнул. – Делает! За себя не может в два года сделать за 1-й курс. Слушай, - он с надеждой повернулся ко мне: - Сделай парочку, по физике и математике, а?
И делать не хотелось, и отказывать неудобно.
- Ладно, - обещаю за бальзам, - посмотрю. – Но ты, думаю, ещё попросишь прощения за пренебрежение к нашим аномалиям. Все попросят!
Пора, однако, спать. На небе, ещё не напрочь завешанном снизу туманом, было так много звёзд, что все они представлялись одной гигантской звёздной туманностью. И что значит по сравнению с этим необъятным космическим миром какой-то Колокольчик и мы вместе с ним. Что вообще значит наша жизнь, не видимая из вечности даже краткой вспышкой. Так что не зазнавайся, временный житель вселенной.
Всё же лучше, когда в доме четыре стены и печка. Утром проснулись рано от адского холода. А я ещё и спал плохо от адского храпа. Опять не повезло! Всю ночь приходилось отворачивать от себя музыканта-фольклориста набок, но ему так не нравилось, он с упорством возвращался на спину и с удовлетворением заводил ещё более оглушительные трели. Голова раскалывалась, во всём теле ломота, домой страсть как хочется. Костёр, брошенный засонями на произвол сырого тумана, почти угас. Быстренько разожгли – конечно, не я, а Горюн – и сгрудились вокруг, нахохлившись и согреваясь. В округе всё закрыл хмурый серовато-синий туман. Угрюмый лес дремал, река застыла неподвижно и сонно, деревья неутешно плакали, а трава уросилась. Даже идти умываться в такую белень не хотелось: опасно – назад дороги не найдёшь, заблудишься.
Кое-как согрелись, да и светать стало. Туман начал рассеиваться, свёртываться в клубки и уноситься в верховья распадков, кое-где просинело чистое, умытое, небо, и вдруг ярко брызнули лучи небесного обогревателя, осветили и оживили бриллиантовую землю. Неподвижный, отяжелевший от сырости воздух постепенно подсыхал на сквознячке, можно начинать жить.