- Никто и не делал, - улыбается вновь, - их аист принёс. – Ржём, упадя, радуясь и за него, и, в первую очередь, за себя.
- Я таких, - отсмеявшись, говорит Горюн, - добровольно обвесившихся веригами, сначала презирал.
- Ну, ты, не очень-то… - лениво взбрыкнул Адик.
- Нас как учили: раньше думай о Родине, а потом о себе. За идею откажись от всего, отдай жизнь, предай близких: мать – сына, сын – отца. В революцию и в гражданскую войну белые и красные погибли, остались розовые и серые, а идея стала разжижаться, разъедаемая благами. Когда я увидел, что таких, предавших идею ради благ и семьи, в лагерях становится ничуть не меньше, чем фанатичных идейных противников, мне верижников стало жалко.
- Не тебе жалеть, - опять возник Рябушинский, - сам-то кем стал? Чего достиг?
- Но жалость быстро прошла, - продолжал, не отвечая, профессор, и говорил он, я знаю, не для Рябовского, не для Стёпы, а для меня, - потому что многие, обвесившиеся веригами, прятали за ними страх за собственную никчемную жизнь. Они, может быть и незаметно для себя, добровольно поменяли внутреннюю духовную свободу на материальное рабство, и чем дальше мы уходим во времени от революции, тем больше будет таких. Так было после Французской революции. Слабые люди не в состоянии выдержать тяжесть вериг совести, общественного долга, моральных ценностей и светлой идеи далёкого будущего.
- Имел бы ты детей, не то бы запел, - ещё раз огрызнулся Адик. Горюн резко поднялся и ушёл к реке.
- Чего это он? – не понял раб духом.
- У него есть дети, - говорю.
Адик всё понял, мозги у него работали ладнее языка, и, слава богу, промолчал, а то бы я не выдержал и врезал по храпучей сопатке.
- Давайте-ка попьём ещё чайку, - пытаюсь восстановить мир и согласие. – Радомир Викентьевич, - зову громко, - идите чаёвничать. – Он не замедлил, и на лице никаких следов, кроме доброжелательности. Мне бы его силу воли.
- Ну что, Стёпа, - подначиваю после первой, самой горячей и вкусной, - жениться-то будешь?
- А как же! – отвечает с готовностью. – Как все.
Все, женатые и неженатые, рассмеялись простоте решения сложного вопроса.
- Так жена на охоту-то не пустит, - остерегаю от неверного шага.
- Чего это? – удивляется будущий муж. – Я ведь не просто так. Пушнину буду носить, дом надо строить, себе и ей одеться как следует, родичам помочь. Отпустит, - отвечает убеждённо.
- А как же, - ехидничаю, - с внутренней духовной свободой?
- А чё это такое?
Ох и закатились мы, все четверо, до икоты и слёз. Стёпа одним народным махом смёл все интеллигентские проблемы. После такой разрядки и кондёр во второй раз пошёл в охотку, и как-то стало не так безысходно.
- Со Стёпой, - соглашаюсь как старший, - всё ясно, а что будем делать с Колокольчиком? – Первым, естественно, высунулся Рябовский:
- Я сразу говорил, - талдычит, - что поиски будут бесполезными, - и объясняет почему: - Мы вчетвером хотим найти человека в дикой тайге, не зная даже, в каком направлении он пошёл. Глупо!
- Что предлагаешь? – спрашиваю спокойно, отметая заднескамеечную критику.
- Неужели не ясно, - заводит сам себя, - что мы попросту убиваем время?
То есть, изображаем активные действия? Молоток, дядя!
- Что ты предлагаешь? – спрашиваю занудно во второй раз.
- Почему я? – визжит Адик. – Ты – старший, ты и предлагай. Если есть что.
Бунт на корабле. Капитан должен быть спокоен.
- И предложу, - начинаю злиться. – Но прежде хочу знать ваше мнение, чтобы моё было адекватным. – Вот врубил, он и не осилит в один приём. – И потому спрашиваю в третий раз: что ты конкретно предлагаешь?
Адик заёрзал на бревне, встал-сел, отворачивается и от огня, и от прилипалы.
- Пусть другие выскажутся сначала, чего они молчат? – увиливает от ясного ответа. Вот так увиливал-увиливал и оказался замужем, путал-путал жену и родил двоих.
- Ладно, - соглашаюсь, скрежеща зубами, - пусть другие. Степан, ты какого мнения? Искать нам дальше или возвращаться?
Стёпа – открытая натура, не кривит душой:
- Можно, - отвечает с готовностью, - и дальше посмотреть. Я – как все. – Ясно, определяю его неясную позицию.
- А вы, Радомир Викентьевич?
Тот улыбнулся одними глазами, посмотрел сначала на Рябовского, потом на меня и неожиданно ответил не так, как я ожидал:
- Мне и отвечать нечего, - говорит, - я – работяга, как прикажут, так и сделаю.
Таёжный совет начал заходить в тупик.
- Так что всё-таки предложишь? – в четвёртый раз пытаю Рябушинского, сверля огненным взглядом.
- Я уже сказал, - нервничает он, - что с такими малыми силами вряд ли что можно сделать, если только не рассчитывать на удачу. Надо было организовать несколько групп, привлечь лесничих, охотников, поднять авиацию…
- Выразись конкретно, - прошу, почти моля, - искать или возвращаться?
- Если бы знать, куда он пошёл, в какую сторону…
- Понятно, - обрываю блеяние и констатирую: - В результате поимённого опроса установлено: вся группа единогласно решила поиски продолжать.
- Ничего я не решил, - попытался снова заканючить Адик, но я властно оборвал: