Взревели турбины, и «Боинг-737» круто набрал высоту. Вечерний аэропорт Омска встретил «казахско-российскую экспедицию» яркими огнями и моросящим дождем. Мончегоров отвык от перелетов. Из-за четырех часов, проведенных в воздухе, и разницы во времени навалилась усталость. Он даже подумал, что, может быть, переоценил свои силы. Но стоило сойти по трапу на сибирскую землю, как нахлынули воспоминания и усталость смыло губкой молодого задора. С того времени в аэропорту многое изменилось, но воздух… Здесь он был не таким, как в Москве. Воздух его молодости…
До железнодорожного вокзала доехали на такси. В зале ожидания он сидя вздремнул, но через час объявили посадку на нужный поезд. Четвертого пассажира в купе не было. Ивану Степановичу уступили нижнюю полку, и он сразу же провалился в тяжелый сон. Когда проснулся, спутники уже разложили на столе незатейливый завтрак — невесть откуда взявшуюся курицу-гриль и пирожки с капустой, Рустам принес чай. Мончегоров испытал некоторую неловкость: он как бы перешел на иждивение чужих людей… Но это чувство быстро прошло — в конце концов, он старше по возрасту, да и выполняет главную роль в экспедиции. Поезд шел через лес, и он с удовольствием всматривался в сплошную череду хвойных и лиственных деревьев. Как будто машина времени перенесла его в 1970 год… Но тогда не было сотовых телефонов, в который почтительно говорил Карим:
— Доброе утро! Да, все в порядке, мы уже подъезжаем. Ну, и отлично, значит, сразу двинемся в путь!
Мончегоров обратил внимание, что Карим ни разу не назвал ни имени собеседника, ни своего собственного. Конспирация? Или у них так принято? Впрочем, у кого «у них»? У казахов? У представителей Казахского правительства? А ведь больше он о своих спутниках ничего и не знает!
Через час поезд сбавил ход и остановился. Трое мужчин, преодолевших менее чем за сутки почти три тысячи километров, спустились на перрон небольшой станции и вдохнули полной грудью свежий прохладный воздух с отчетливыми нотками хвои и сырой листвы.
— Тайгой пахнет, — потянулся Мончегоров. — Знаете эту песню:
А я еду, а я еду за туманом,
За туманом и за запахом тайги…
Карим и Рустам переглянулись.
— А что это за песня? — удивился Рустам. — Я никогда не слышал…
— И рифма неважная, — добавил Карим, оглядываясь по сторонам.
Иван Степанович вздохнул.
— Давно ее пели. Сейчас в ходу совсем другие песни.
Десяток высадившихся из состава пассажиров уже разошлись, когда к ним подошел высокий крепкий мужчина в камуфляже, с давно небритым лицом. Заправленные в сапоги штаны, расстегнутая куртка, свитер под горло. Явно местный житель, скорей всего, лесоруб…
— Доброго дня! — дохнул он спиртовым перегаром и ощупал всех троих неожиданно цепким взглядом. — Кто из вас Карим?
— Я Карим!
— А я — Тайга. — Мужик протянул руку, но Карим оставил жест без ответа. Растопыренная кисть повисла в воздухе, на тыльной стороне синело восходящее солнце с редкими лучами и красовалась многозначительная надпись «Север». В свое время Мончегоров повидал много таких татуировок и хорошо знал, что они обозначают.
— Тундра ты серая! Чтобы я больше кличек ваших не слышал! И не опаздывать! — резко наехал на него Карим. — Ты меня понял?! Где остальные?
— Вон они. — Татуированная рука указала на стоящих в стороне двух таких же небритых мужиков. — А один за вокзалом, шмотки сторожит.
Тайга махнул в сторону одноэтажного кирпичного здания.
— Здесь же как: только отвернулся, к вещам ноги приделают, — словно оправдываясь, сообщил он.
— Берите сумки и вперед! — резко приказал Карим.
Тайга повернулся и совсем другим голосом рыкнул:
— Взяли узлы, по-шустрому!
Мужики подбежали, подхватили сумки и рюкзак — ноутбук Карим им не доверил. Один был в телогрейке, второй в зеленой куртке с надписью «Минмонтажстрой» на спине, оба в сапогах. Все трое были похожи друг на друга — то ли неряшливым видом, то ли разношерстной одеждой, то ли необремененными интеллектом лицами, то ли угадывающимся уголовным прошлым…
Когда-то Мончегоров работал с таким контингентом — из них набирались разнорабочие, грузчики, помощники геодезистов, водители… Жители окрестных поселков, бичи и прочий беспаспортный люд, который стекался к месту заработка за пятьдесят и сто километров. За ними нужен был глаз да глаз… И конечно, жесткая рука. Он называл такие бригады «шайками» и всегда носил при себе оружие.
Впрочем, тяжелый багаж «шайка» донесла исправно. Они обошли вокзал. На подобии привокзальной площади — пятачке, засыпанном укатанной щебенкой, было пусто. Справа, у сваленных в кучу потрепанных рюкзаков, переминался с ноги на ногу еще один член «шайки». Слева, у закрытого киоска, стоял большой черный «Лендкрузер» с тонированными стеклами. Изнутри доносилась громкая музыка.
— Идите туда, я сейчас! — приказал Карим и направился к джипу.
Ивана Степановича покоробил столь неуважительный тон и то, что он не был из него выделен, а оказался на одном уровне с «шайкой». Хотя и Рустам с ним в одной компании… Значит, обижаться не стоит.