Кто ты будешь такой?

Все, кто находятся рядом, разом замолкают, а потом так же разом принимаются смеяться. А Духов глядит так, будто она украла серебряную ложку и та торчит теперь у нее из кармана. Почти весь вечер Аля сидит в углу в кресле и читает книжку про историю костюмов, обнаруженную в шкафу. То есть делает вид, что читает, потому что книжка на чешском, но зато в ней много рисунков, фотографий, репродукций картин. Когда кто-то оказывается рядом, Аля изображает чрезвычайную сосредоточенность на своем занятии, боясь, что этот кто-то подойдет и примется расспрашивать, знает ли она какие-то там фамилии. Макар не приближается к ней, будто она и не с ним пришла, но изредка бросает недовольные взгляды. Ближе к концу вечеринки рядом присаживается ушастый паренек с двумя бокалами мартини. Протягивает ей один. Приносит и тарелочку с оливками, пристраивает на ручке кресла. Начав с костюмов (книжка раскрыта как раз на разделе Druhе́ rokoko), новый знакомый быстро увлекает Алю разговором о путешествиях. Он много где успел побывать к своим двадцати шести и рассказывает живо, интересно, в лицах и жестах, как только актеры, наверное, и умеют. И вот, уже развеселившись, Аля смеется его шуткам и выспрашивает подробности. Она не замечает даже, как Духов подходит и говорит, что им пора. Ушастый паренек ретируется, забрав тарелку с целыми оливками и косточками от съеденных, и Але приходится зажать последнюю косточку в ладони.

Она думает, Духов оставит ее на улице и предложит добираться до общежития самостоятельно, но он вызывает такси и называет свой адрес. Дорогой молчит. Аля так и держит косточку во вспотевшей ладони. Выбрасывает уже во дворе в ночную траву. Дома Макар, не произнеся ни слова, ложится спать, а Аля долго смотрит в потолок, пока не засыпает. Просыпается от ласк Духова, плачет, а он извиняется.

Утром он устраивает ей что-то вроде экзаменовки. Павел Мочалов? Щепкин? Дягилев? Ну слышала про Дягилева, жил в начале прошлого века. Нижинский – это танцор, знаю. Ида Рубинштейн? Стравинский? Мясин? Комиссаржевская? Ну, это актриса… вроде. Или балерина? Ужас в глазах Духова не поддельный. «Не, ну Книппер я знаю, – важно говорит Аля, – Книппер была женой Чехова». Духов пытается тут же прочитать ей лекцию об истории русского театра, балета, показывает фотографии в старых книгах. Аля сдерживается, чтобы не зевнуть и не обидеть Духова, но все рассказанное тут же вылетает у нее из головы. Оживляется она, только когда он показывает ей фотографию Кшесинской, – действительно, говорит, ты чем-то ее напоминаешь. Аля пожимает плечами: разве что волосами. К тому же балерина была маленькой, 153 сантиметра всего, а у Али все 170.

К обеду ей это просвещение надоедает.

– Послушай, я не обязана все это знать, с какой стати? Вот ты знаешь, когда… ну, например, в каком году была битва при Молодях?

Однако оказалось, что Духов это знает.

– В 1572-м. Есть вещи, которые каждый человек обязан знать, – заявляет он.

С кино дело обстоит лучше, Аля много что смотрела. А вот ее однобокую увлеченность романами Духов тоже критикует. Он собирает ей стопку книг – Бердяев, Розанов, Кьеркегор, Камю и еще с пяток имен, заявляет, что будет спрашивать отчет о прочитанном.

– Ты не можешь читать одни романы.

– Почему? Если мне нравится.

* * *

Девушка-продавец в фиолетовой клетчатой рубашке и бейсболке действует со скоростью робота. Бывают такие люди, которые двигаются точно на быстрой перемотке. Здравствуйте. Улыбка. Сладкий? Соленый? Конечно. Звяканье кнопки на кассе. Коробка, лопатка. Звук ударяющегося о бумажные стенки попкорна. Стакан, клавиша, льющийся пепси или спрайт. Снова улыбка. Пожалуйста. Здравствуйте – а это уже тому, кто за тобой, а ты давай пошевеливайся, уходи быстрее, пока улыбка не превратилась в оскал и удлинившиеся зубы не вонзились в твою нежную кожу на руке.

Духов, как и обещал своему идолу-режиссеру, привел Алю на сеанс «Семьи в поезде». Ей не хотелось идти, она еще помнила, как была раздавлена «Воробышком», но препираться с Духовым не стала – все, что было связано с Константиновичем, воспринималось им очень остро.

До сеанса минут семь, уже запускают в зал. Ступеньки вниз, на каждой – голубоватый горящий глазок. Садятся – красные бархатные кресла, крепкие подлокотники, ковролин под ногами. Середина, центр зала. Будто фильм в фильме, а они влюбленная пара в кино. Але смешно. «Чему ты смеешься?» Она говорит. Духов никак не комментирует. Замечает прилипшую к подошве жвачку и принимается оттирать носовым платком (у него он всегда с собой). Берет платком комок жвачки, заворачивает и кладет под кресло. После сеанса непременно выкинет. До встречи с Духовым Аля актеров совсем не так себе представляла.

Зрители постепенно занимают места.

– И все-таки, почему Константинович тебя не снимает хотя бы в маленьких ролях?

– Иван Арсеньевич готовит меня к большему.

– Это к чему же?

– Слышала про альтер эго?

Аля хихикает:

– То есть ты будешь для него вроде Мастроянни у Феллини?

– Не вижу тут ничего смешного.