Кто убил Влада Листьева?

Холода внутри заметно прибавилось. Феня втянул голову в плечи: неужели Хозяин узнал о его свидании с Трибоем? Если это так, то сегодня же вечером Феня будет лежать в лесу под грудой сучьев и прочего лесного мусора где-нибудь в районе Апрелевки — Хозяин не простит ему измены.

— Обижаете, Хозяин, — задрожавшим голосом произнес он.

— А чего голосишко дрожит?

— От обиды.

— Не обижайся, Феня. Ты давно не брал с полки пирожков? Пойди, возьми. Достоин… За безупречную службу.

У Фени разом отлегло на душе, холод улетучился, осталось лишь неприятное ощущение, которое обычно остается после приступа страха. Он картинно приложил руку к груди, благодаря Хозяина.

— А теперь иди, — сказал ему Хозяин, закрывая глаза, — иди. Мне надо побыть одному.

Феня аккуратно, без единого звука, закрыл за собой дверь.

Хозяина обеспокоило появление следователя. И не потому, что тот может докопаться до причин гибели старика — Героя Советского Союза, это следователю не удастся сделать никогда. Дело было в другом: появление такой мелкой сошки — словно бы присланная метка, за которой могут последовать более грозные события. Потом прибудет ОМОН в черных масках, за ОМОНом — налоговая полиция, и понеслось, и покатилось… Хозяин почувствовал, как у него само собой сморщилось, будто печеное яблоко, лицо. Но вряд ли до этого дойдет дело — у него есть надежные друзья наверху.

Раз в месяц с завидной точностью, всегда двадцать девятого числа, в одиннадцать часов дня ему звонит Кржижановский, после чего присылает бронированную машину и двух офицеров — специальных порученцев. Хозяин отправляет Кржижановскому портфель, в котором лежат деньги — сто пачек, перетянутых банковскими бумажками, по десять тысяч долларов в каждой пачке — итого миллион «гринов». Это его доля в тамошнем «общаке». А тамошний «общак» такой, какого не имеет ни одна криминальная армия в мире, — рты у нынешних чиновников оказались пошире, чем у самых жадных паханов…

Нет, пора покинуть на пару месяцев благословенную Родину, пора к жене, на солнышко, к теплому морю и вечной музыке, пора к своему прошлому, к любви, к бывшей своей диспетчерше, ставшей ныне матроной…

101

Вельский вновь попытался пробиться к президенту, и вновь у него ничего не получилось — дочь президента стеной встала перед дверью, лицо у нее было хмурым, болезненно-желтоватым.

— Папа болен! — заявила она Вельскому, вскинув перед собой ладонь, будто некий запрещающий жезл.

— Мне нужно срочно доложить, как идет расследование дел, находящихся у него на контроле, и, соответственно, получить санкции на арест. — Вельский замолчал, он понял, что не совсем точно выразился: в конце концов президент — не прокурор, чтобы давать санкции. — Точнее, поставить его в известность о предстоящих крупных арестах преступников, — произнес он твердым голосом.

— Преступников… по какому делу? — дочь президента отвела взгляд в сторону.

— По делу об убийстве Влада.

— Не знаю, не знаю… Это можно будет сделать, только когда папа выздоровеет.

«А если папа не выздоровеет никогда? — мелькнула в голове досадливая мысль. — Если бы он пил хотя поменьше, тогда на что-то можно было бы надеяться, а так… Болезнь его не имеет границ».

Через двадцать минут служба охраны президента засекла в одном из кабинетов следующий разговор. Он был записан на пленку, говорила женщина — ее голос был идентифицирован — и Кржижановский.

— Приходил Вельский.

— Я знаю.

— У меня создалось впечатление, что он вплотную подобрался к тем, кто убил Влада.

— Что ж… Пусть будет так, — с философским спокойствием произнес Кржижановский.

— А вдруг у кого-нибудь откажут нервы, развяжется язык? Тогда что делать?

— Языки не развяжутся. Ни один. Это исключено.

— А вдруг?

— Никаких вдруг, дорогая моя. Пойдем на все, вплоть до крайней меры.

— Но ты ведь… ты ведь дружишь кое с кем из них…

— С кем именно?

— С Бейлисом, например. С Хозяином.

— С Бейлисом никогда не дружил. Ты читала, что про него тут напечатала одна газета? Нет? Прочитай.

Существуют обстоятельства, при которых дружба считается обычными слюнями. Так вот Бейлис — это слюни, извини за выражение. Слюни слюнями, а дело делом.

— Что теперь будет с Бейлисом?

— Как что? — Кржижановский помолчал. — Я же сказал… Сантиментам здесь не место. Либо он должен погибнуть, либо мы… Альтернативы нет.

— Жалко. — Женщина вздохнула. — Для меня он сделал много хорошего.

102

Утро началось для Хозяина с неприятностей. Еще спозаранку в дверь поскребся Феня, скребки его были осторожными, какими-то подозрительно-зверушечьими. Хозяин уже встал, привычка вставать рано сохранилась у него еще с таксистских времен. Он мог лечь в двенадцать часов ночи и подняться в четыре часа утра и чувствовать себя так, будто проспал не менее десяти часов, — Хозяин обладал завидным здоровьем.

На скребки Фени Хозяин не обратил внимания, тогда Феня аккуратно покашлял в кулак.

— Ну, чего? — не оборачиваясь, спросил Хозяин. — Зачем пришел? За очередным пирожком?

— Никак нет.

— Тогда чего?