Кудель кровавого льна

— Умею, — рыбница закинула одну ногу на столешницу и для пущей удобности упёрлась кулаком в свинцовое пресс-папье. — Не хочу хвастаться, но я отлично разбираюсь не только в пушках, но движках. Дай мне разводной ключ, и я разберу и заново соберу личный дирижабль Василисы Третьей. А что такое?

— Хочу предложить тебе должность при себе. Будешь телохранительницей моей дочери. Меня ты уже однажды спасла от хороших побоев, поэтому я знаю, на что ты способна. Не будем заключать никаких трудовых договоров и связывать себя другими официальными документами, только сотрудничество на обоюдном согласии. Ты будешь присматривать за Авророй, а я буду платить тебе.

— Как-то ты быстро уверилась в моей бесконечной преданности тебе и твоей дочери, не находишь?

— Форсунка, твоей коварной натуре не обмануть меня. Уже не обмануть. Я вижу тебя насквозь, дорогуша.

— Ч-что ты имеешь в виду? — запнулась выпавшая в осадок обычно невозмутимая рыбница.

— А то, что я вызываю у тебя живую симпатию. Ну, понравилась тебе полуэльфка-полудриада, с кем не бывает? Ты не первая девушка, которую я охмуряю, сама того не ведая. Клянусь, никаких любовных чар и афродизий, только моя природная обаятельность. Ты же не будешь упрекать ангела за крылья, да?

— С чего… Ты вообще взяла, что я втюрилась в тебя? — оправившаяся после минутного замешательства рыбница снова нагнала на лицо самодовольную улыбку, а её антрацитовые глаза маслянисто заблестели в свете мигающей лампы-кенкетки.

— Достаточно было прочитать твои грязные мыслишки. Твои развратные фантазии такие изощрённые, что удивили даже меня. Меня ещё никто и никогда не привязывал вниз головой к вантам корабля.

— Очень смешно! — с обидой в голосе прошипела Форсунка. — Как ты вообще дошла до такой низости, как чтение чужих мыслей? И что, понравилось, как я кувыркалась с тобой, эльфка? Хочешь воплотить мои фантазии в жизнь? Хрен тебе! В своих мыслях я могу хоть десять раз на дню долбить в задницу Владычицу резиновым хером, но это не значит, что я влюбилась в неё по уши!

— Чтение чужих мыслей — безусловно, занятие аморальное и нарушающее все законы о неприкосновенности личной жизни, но что поделать, если я никак не могу отказать себе в удовольствии покопаться в разуме интересующего меня существа? Если ты, Форсунка, не испытываешь ко мне никаких чувств, кроме звериного плотского влечения, то, увы и ах, нам действительно лучше распрощаться. Я считала тебя своей… Подругой, по меньшей мере. А я для тебя, оказывается, всего лишь секс-игрушка с экзотической внешностью.

— Погоди пургу гнать! — рыбница резким жестом заставила Элизабет замолкнуть и после заговорила сама: — Да, эльфка, ты мне нравишься. К слову, от тебя сходит с ума большая часть нашей команды, даже этот ублюдок Сьялтис, хотя он старается всеми правдами и неправдами скрыть это. Но! Но это не значит, что я вижу тебя исключительно как секс-игрушку. С мужчинами у меня никогда не получалось не то что строить отношения — даже нормально потрахаться, и я постепенно охладела к ним. А ещё эта проклятая служба… Я единственная баба на «Адмирале Шевцове»… Ну, ты в курсе. Меня не первый месяц окружают одни мужланы, которые то и дело щипают меня за задницу, норовят наступить на хвост и отпускают в мой адрес похабные шуточки. Разве в таких гадских условиях можно найти какого-нибудь затраханного романтика, который будет петь тебе серенады под балконом или водить в полночь по набережной? Всё, что мне досталось от здешних уродов, — это избиение и изнасилование, о котором я уже имела радость сообщить тебе. Единственный, кто здесь вызывает у меня симпатию, — это Кхыш, но он игнорирует меня как объект для воздыханий и относится ко мне как к подруге.

Твоё появление оказалось для меня неожиданностью. Такая подчёркнуто вежливая, такая любящая свою дочь, такая распрекрасная полудриада с длинными стройными ножками, хитрыми зелёными зенками и вьющимися рыжими локонами сведёт с ума любого. Твоей красоте не помеха даже серая кожа и эти нелепые мохнатые копыта.

— Ах, я безмерно польщена такими щедрым комплиментами, — широко улыбнулась Элизабет, внимательно глядя в непроницаемые глаза рыбницы. — Значит, ты ищешь того, кто станет петь для тебя серенады и звать на полуночные набережные променады, а? Боюсь, я не занимаюсь такими амурными делишками: предпочитаю более грубую, более топорную романтику. Долгие годы, прожитые на Альгустане, воспитали во мне звериную ипостась, так что от скромной, застенчивой дриады ничего не осталось. Рекомендую тебе присмотреться к Виолетте…

— Да погоди ты! — снова повысила голос Форсунка. — Эмельтэ, прекрати! Ох, зря я начала откровенничать с тобой, но уже ничего не поделать… Хочешь, чтобы я стала телохранительницей малявки? Я согласна! Хоть сейчас могу поклясться тебе в безграничной верности! Только давай забудем о нашем последнем разговоре?

— Э, нет, я его уже никогда не забуду! Более того, я хочу знать о тебе больше. Присаживайся на лежанку Сьялтиса и будь так любезна ответить на пару моих каверзных вопросов.